— Справишься?
Сигрун только внимательно посмотрела на бабушку, но та даже бровью не повела — Харпа слишком хорошо знала этот взгляд — Её взгляд! — и понимала, что Сигрун ей говорила буквально глазами — "Кто угодно может не справиться, но только не мы — или в нас не медвежья кровь". Напоследок только хлопнула внучку по плечу, сжала чуть сильнее, чем обычно, посмотрела в глаза: — Как увидишь своего дядю... наподдай ему за меня.
— "Скажи ему, что я соскучилась" — перевела про себя чародейка. Ну конечно, просто так бабушка никогда не скажет, что она соскучилась по своему единственному сыну. Но она ничего не сказала, только кивнула.
— Твой дар..., — только тут голос бабушки чуть дрогнул, просел, она посмотрела Сигрун в глаза, — будь осторожна. Провидцы — редки — а многие знания — многие печали. И ты женщина. Не все в Нордхейме столь же спокойны к женщинам, как дома, — чародейка только усмехнулась, это уж точно, отребья со взглядами вроде "Женщина должна быть исключительно беременной, покорной и тихой, со стонами разве что только в супружеской постели" везде хватало, даже на родном Севере, — скажи... ты видела что-нибудь... важное? — Сигрун в ответ на это только до крови прокусила собственную губу. Видела конечно.
— Младших берегите, — резко, с болью ответила Сигрун, вскинув голову, — маленькие — уязвимы. Бабушка нахмурилась, было видно, как тонкие стрелы морщин углубились, сделали чётче лоб, отголоски прожитых десятилетий, кивнула. Ни к чему рассусоливать — она спросила, её предупредили — практически у всех и этого нет, и здесь нужно было уметь быть благодарной.
Проверить поклажу во вьюках, подпруги, стремена, ласково погладить Ветра по бархатной морде, чмокнуть напоследок в нос: — Готов, дружище? У нас с тобой впереди долгая дорога, — конь только нетерпеливо фыркнул, словно подстёгивал её, говоря — "Ну и чего ты тогда возишься? Поехали уже" — и он был прав. Да, конечно, она уже успела попрощаться со всеми, всё объяснила, стиснула в объятиях сестёр, маму, племянников, зацеловала самых младших... но если сейчас хоть кто-нибудь выйдет во двор — она уже совершенно точно никуда не уедет — просто не сможет.
— Нет, конечно, мы бы могли с тобой остановиться в каком-нибудь постоялом дворе... там для тебя и конюшня бы была, и мне кровать, и горячая еда..., — тут конь поймал её хитрый взгляд, и только уткнулся мордой в чистую реку, словно говорил — "Ну да конечно, так я тебе и поверил", в ответ на что Сигрун только довольно рассмеялась, — да ну брось, какой постоялый двор! Люди могут подвести, родной край и его природа — никогда, это я тебе точно могу сказать. Что я тебя, в конце концов, не прокормлю? Да никогда такого не было, и не будет, — чародейка гоняла во рту только что сорванную травинку, оглядываясь по сторонам. К вечеру можно будет отправиться на охоту, собрать ягоды, набрать свежую воду — где ещё ей дадут настолько богатый стол и кров?
Тем более стоило только приложить руку к земле, закрыть глаза, ощутить её медленную, уверенную пульсацию — словно где-то под землей билось своё собственное сердце — и полностью сонастроившись с ритмами вокруг, позволить магии вести себя дальше, прочувсвовать всю глубину магии, которая буквально окутывала чародейку, приветствуя её, словно старую подругу. Сигрун довольно улыбнулась — оказывается, недалеко ещё и выводок косуль совсем недавно прошёл, если поторопится — у неё будет просто королевский ужин, а остальных можно будет продать, мясо никогда лишним не бывает. Она на своей земле, в Ильдинге ей ничего не будет — это уже дальше нужно будет быть более осторожной, это уже дальше потребуется даже спать с оружием рядом, это уже дальше нужно будет дремать, не смыкая глаз — потому что бабушка была права, когда говорила, что она женщина, а отношение к женщинам разное даже в родном Нордхейме.
— Будь здрава, красавица! Продаёшь? — зычный голос старого знакомого, с которым она иногда пересекалась во время своих путешествий между Лианфиром и по Нордхейму. Сигрун только улыбнулась, кивнула на уже заготовленное мясо: — Будь здрав! Продаю. С охотой повезло, — Магнус был неплохим человеком, но лишний раз показывать, что она чародейка, что-то шептало — "Не стоит", вот и ссылалась на охоту, тем более, что враньём это по сути и не было, охота и рыбалка всегда были милее для внучки Харпы чем иные истинно женские занятия. Магнус только довольно крякнул, оглядывая добычу: — Знатная получилась охота, звериное у тебя чутьё... Беру, что-то на стол прямо сегодня пойдёт, а остальное в засолку пойдёт, зима тяжелая будет, твои косули просто на вес золота, — Сигмардоттир кивнула, передавая ему мясо, — Адамина никак скоро родить должна? Вот, передашь ей, — мешочек листьев малины также перекочевал в руки Магнуса, — укрепит её перед родами, пусть заваривает и пьёт. Мужчина только покачал головой.
— Есть хоть что-то, чего ты не знааешь? — медведица только отмахнулась.
— Есть конечно, да только ты же меня знаешь — если найду такое, не успокоюсь, пока и это не выучу. Домой давай, а мне бы дальше ехать, до темноты хочу успеть доехать до Хельднара.
*****
Месяц спустя.
— Ну тихо, тихо, — Сигрун внимательным взглядом прошлась по лицам людей, которых она видела по направлению к замку. И она не могла их винить за то, что у некоторых, если не у большинства, на лице была как минимум подозрительность. Ещё бы — женщина, при том вооруженная, смотрит взглядом цепким, собранным, не смущается, не робеет, глаза в пол не опускает, держится строго и на равных, уже заранее всем своим видом бросая невидимый вызов устоявшемуся укладу и системе. Но у неё не было времени на то, чтобы вслушиваться в досужие сплетни да пересуды, и уж тем более — вступать в никому не нужные перепалки. Её ждали — и это, пожалуй, было на самом деле единственным, что имело хотя бы какое-то значение.
— Будь здрав, служивый! — Сигрун окликнула стражника на воротах, — Эйнар Аскурссон, знаешь такого? Занимает пост главы личной стражи принцессы, — она протянула ему его письмо, и бумагу об их родстве, — позови, не сочти за труд.
При стражниках, понятно, не расшаркаться особо, не стиснуть дядю в медвежьих объятьях — хотя хочется безумно, сколько она его не видела? — но по глазам Эйнара видно — его сжигало тоже самое желание, и тоже самое чувство. Сигрун спешилась, отдала честь Эйнару, поклонилась — вверила ему Ветра — больше никого, кроме медведя по крови строптивый конь даже близко к себе не подпускал — и уже вместе с Эйнаром прошла на внутреннюю территорию перед замком.
Оставалось только гадать, куда её приведёт Эйнар — но судя по задорному блеску в глазах дяди, ей это место практически со стопроцентной гарантией должно было ещё как понравиться. И только когда вокруг уже не было особенно любопытных и/или дотошных глаз, а то и тех и других, медведь вдруг сгрёб племянницу в ту самую медвежью хватку, уткнувшись носом в макушку Сигрун, которая даже со своими 180 сантиметрами, всё равно уступала дяде.
— Я скучал, медвежонок, — он чуть отстранился, ласково заправил вьющуюся прядь волос за ухо, заглядывая в глаза Сигрун, — хотя... какой же ты уже медвежонок. Самая настоящая медведица, — та улыбнулась, несильно стукнула дядю по груди: — Бабушка сказала наподдать тебе. Тот кивнул, потом посмотрел на коня: — Строптивый, конюхам будет непросто с ним справиться, — он потрепал Ветра по холке, задумчиво кивнул своим мыслям, — но есть ещё оборотни, поговорю, авось кто и возьмётся. Идём, твой меч давно не пел, тебе понравится, — усталость от долгого нахождения в седле практически мигом схлынула практически на нет, чародейка довольно осклабилась: — Веди, — извернулась, и таки стукнула Эйнара по макушке, тот нахмурился... а после расхохотался, покачав головой: — Ну даёшь! Мама может быть довольна, чётко следуешь заданым инструкциям, — потом чуть подумав, с напускной суровостью проговорил: — Только не убей никого.
— Ничего обещать не могу, ты же знаешь..., — весело откликнулась Сигрун, но тут же добавила, ласково похлопав дядю по предплечью: — Расслабься, уйдут на своих ногах, честное слово. Но когда до её ушей долетели первые сальные шуточки и смешки, обещание, данное Эйнару, встало в горле рыбной костью, а руки в кожаных перчатках уже сами собой сжались в кулаки, готовые к бою. Заметив эту перемену, Эйнар бросил хмурый взгляд в сторону новобранцев: — Разговоры. Замолчали и построились, — после чего повернулся к племяннице.
— Как ты училась, помнишь?
Она помнила. Вдох. Выдох. Сосредоточенность на теле. Успокоить дыхание. Сталь буквально гудит от напряжения, ступни плотно стоят на земле, уверенно и твёрдо. Первый хруст чьей-то разбитой переносицы залетел в душу, подобно музыке.
— Сука! Ты мне нос разбила!
— Ну так вернись к матери, под юбку, — бирюзовые глаза полыхнули сталью штормового северного моря, — или заткнулся, и не позоришь ни себя, ни свой род.