[indent] В такие дни ее сердце тоскует по золотому прибрежному песку, шуму прибоя в межсезонную непогоду, по сильному влажному ветру, который заставляет волосы виться вокруг лица подобно естественному ореолу, по теплому пряному вину с кусочком апельсиновой цедры и гвоздикой. Она скучает по семье, такой, какой она была больше десяти лет назад — единой, умеющей ценить хорошие дни и смеяться над пустяками, а не омраченной и отяжеленной проблемами каждого из Гавардо: немилостью Маред при королевском дворе за то, что ей не по нраву брачный союз ее старшей дочери с южанином (впрочем, для Амедеи это не так уж и плохо, наконец-то солнце сестрицы закрыли тучи — неприятно, правда ведь?); беспокойством отца по поводу возвращения его дочери к мужу, наследному принцу, ведь брак, соединенный Богами, нельзя разорвать так просто (неужели?); нервозностью Леонардо, связанной с какими-то личными деловыми неудачами, в которые у брата не было желания посвящать младшую сестру (забота или зарождающееся высокомерие?); и, наконец, последствиями завышенных амбиций ее собственного мужа, который последние несколько лет обольщался мечтами о независимом от эйсгартской короны Краоб Хейвене, но за последние месяцы поубавил свой пыл, чудом выйдя живым из вспыхнувшего, но прогоревшего быстро как на сухих ветках костра местного бунта.  Кель уберегла… Да только зачем?

[indent] — Зачем ты сюда приехала? — Амедея откинулась на спинку кресла в расслабленно-безразличной позе. Голова была повернута в сторону окна, чтобы Риддерх не мог видеть ее лица и как временами брезгливо вздрагивают женские губы и дергается уголок рта. На коленях баронессы Руже покоится маленькая потрепанная книжица с заложенным указательным пальцем местом, где было прервано чтение.
[indent] Судя по звукам и блеклому отражению оконного стекла, по ту сторону которого сплошной пеленой стекает ноябрьский дождь, барон Руже беспокойно мечется по их спальне, словно загнанный зверь, которому не дали права на решающее сражение. Временами под тяжелый сапог попадается лапа одной из гончих, перенявших возбужденное состояние хозяина и теперь суетящихся вокруг него, лающих и взвизгивающих. Дею это начинает раздражать, но в ее же интересах сейчас ничего не говорить. Любое слово — спусковой механизм для гнева Риддерха, раздосадованного неоправдавшимися планами. Словно это ее, Амедеи, вина. Словно не она, замечая разросшийся по исходу той зимы поток разнообразных гостей в их замке, не нагнулась однажды над плечом супруга и тихим медовым голосом не шепнула на ухо — «глупцы первыми лишаются головы». Не послушал. Разве он — глупец?
[indent] — Сейчас тебе лучше всего быть там, — Дейр неопределенно махнул рукой и поспешил набрать в грудную клетку побольше воздуха, шумно втянув его носом. Леди Риддерх медленно повернула к нему голову и посмотрела тяжелым взглядом каре-золотистых глаз.
[indent] Когда все началось в апреле, Руже не хотел ее отпускать от себя, будто бы эта маленькая женщина могла как-то спасти ему жизнь, стать живым щитом или гарантией того, что названную королевскую родню ни одна из сторон не посмеет тронуть. Потребовалось все проворство и изворотливость, чтобы Амедея уличила момент и бежала в столицу. Придворные шептались за спиной на эту гостью из мятежного графства, и лишь Маред усаживала сестру подле себя и сочувственно пожимала ей руку, когда очередной гонец не приносил вестей о бароне Руже. В такие моменты баронесса испытывала жгучее разочарование и досаду. Лучше быть вдовой лорда, который с мечом в руке пал за свою землю, чем женой неудачливого мятежника, пережившего своих друзей и награжденного клеймом позора.
[indent] В октябре все закончилось. Исчезнувшее душевное напряжение сменилось онемением. Ее мать, Ливия, первой подает голос и советует вернуться младшей дочери к мужу, ведь там ее место. При прощании Амедея быстро отклоняется от объятий и не оглядывается, испытывая чувство, словно ее прогоняют, прикрываясь долгом. Почему нельзя было остаться еще на месяц? Разве на дорогах сейчас не опасно? Какую пользу она принесет разбитому Руже? Дейр встретил ее удивлением и тишиной. Несколько последующих дней он отворачивался от супруги, делал вид, что ее не существует, хотя ее присутствие заставляло барона крепче сжимать челюсть и ходить желваками — признак того, что вся накопленная злость рано или поздно достанется жене.
[indent] А теперь что получалось? Своими словами он признавал правоту ее действий?   
[indent] Амедея едва заметно ухмыльнулась этим мыслям, все еще глядя прямо в глаза Руже. Ему этого хватило, чтобы в несколько широких шагов преодолеть расстояние и вырвать из рук женщины книгу, отбросив ее в сторону скулящей своры собак.

[indent] — Ваше Королевское Высочество, — ее голос звонок, когда леди Риддерх протягивает руку и мягко кладет ладонь на рукав принца Кайрона, тем самым привлекая к себе внимание среди прочих придворных. Все еще не убирая руки, она на несколько секунд в притворной скромности опускает взгляд и следом делает глубокий реверанс, а после снова открыто смотрит в лицо Кадваладера.
[indent] — Мне нужно с Вами поговорить, Ваше Высочество, — всем своим видом она пытается показать, что этот разговор настолько важен, что должен произойти сию же минуту. Другим не позволено, но Амедея намерена получить свое. Чтобы смягчить подобную напористость, женщина убирает ладонь, пряча ее в складках изумрудного бархата, и снова делает поклон.
[indent] — В прошлый раз мы встретились при других обстоятельствах, Вы помните? — доверительный тон и неловкая улыбка помогают избавиться от горечи неприятных воспоминаний, но не уводят от темы начатого разговора.
[indent] Вы помните, Ваше Высочество, ту горящую весну?

[indent] Чужой голос отвлекает её, вызывая нарастающую волну раздражения, даже злости за то, что её уединение нарушили. Она не ждала гостей. Забираясь в эту глушь, Хейлсинд надеялась, что никто не отыщет её тайный уголок, никто не помешает её размышлениям и любованию тем видом, который открывался здесь. Совсем немного, но всё здесь напоминало Альстад, по которому она скучала всегда, когда там отсутствовала. Когда Хела была юной девушкой, она нередко приходила сюда, как правило не в одиночестве, хотя и без отсутствия кампании ей нравилось проводить здесь время. Когда-то давно это место ей показали под строжайшим секретом, а уже после – она поделилась им с Болдером. Неужели это трепло рассказал о нем кому-то ещё? Очевидно, что незнакомец, который вел себя ни много ни мало как хозяин не то, что этого тайника, но и всего Лианфира, узнал его откуда-то, но этим кем-то совершенно точно не могла быть Хейдсинд. В этом не было никаких сомнений.
[indent] Чародейка выпрямляет плечи, ведет ими по очереди, стараясь всем видом показать своё недовольство, надеясь, что это спугнет невежду и вернет её мирному и благотворному нахождению тут былой настрой.
[indent] Но молодой человек явно не собирался оставлять все так, как было до его появления. Ну что за нахал.
[indent] Хейлсинд закатила глаза.
[indent] — Как видите, вы ошиблись, сир, — колко отвечает она, переводя взгляд на книгу, чтобы отметить взглядом страницу, на которой остановилась до того, как её потревожили. Незадолго до его появления, у неё уже стало складываться понимание главы, которую она сейчас читала, но из-за того, что она отвлеклась, узор в её голове сбился и теперь ей точно придется всё перечитывать, чтобы понять суть. В голосе Хейлсинд всё ещё слышится раздражение, пока она будто в замедленном действии закрывает книгу, складывая руки на обложке. — Довольно унизительно, наверное, ошибаться в собственных выводах, не так ли? — произносит она, встречаясь с незнакомцем взглядом. На секунду ей кажется, что это лицо ей смутно знакомо, но Эберхард до конца не уверенна, что сама не совершает ошибку. Ей не нравится, что молодого человека очевидно забавляет её недовольство, что распаляет её сильнее, чем его последующий вопрос. Какой внимательный паршивец.
[indent] — Не припомню, чтобы я просила об одобрении. У нас в Нордхейме женщинам не запрещено читать серьезные книги, — делает насмешливую паузу, — мне это, вероятно, должно польстить, но увы, — она пожимает плечами, постукивая кончиками пальцев по обложке. Светская беседа, которую, очевидно, затевает этот незнакомец, совершенно не входит в её планы, но тот факт, что он упоминает про своих учеников и восемь лет нахождения здесь, начинает заставлять её думать о его принадлежности к преподавателями, с которым, наверное, ей стоит быть чуть любезнее.
[indent] Ещё чего.
[indent] И хотя Хела давно не ученица и он не сможет её отчитать, или что-либо ей запретить, она все равно смотрит на него с подозрением. Сама Хейлсинд уже много лет назад покинула Лианфир в новом статусе и могла не распинаться за выбор той или иной книги, которую решила изучить. Ничего незаконного она не делала, поэтому ничего такого предъявить он не мог. Тогда почему она испытывает смутное неудобство?
[indent] — Теперь я могу вернуться к чтению? — и хотя вопрос чародейки вроде бы звучит вежливо, все её интонации, как и вздернутый подбородок и прищур глаз, говорят о том, что она совершенно точно не хочет, чтобы он здесь задерживался. Обычно Хейлсинд не грубит людям в открытую, но удержаться по отношению к этому чародею она не в силах, он будто бы каждым своим жестом, каждым движением провоцирует её на очередную колкость. С местом, в котором они сейчас находились, она чувствовала особую связь и чужое присутствие ей мешало.
[indent] Хейлсинд хочет бросить в него очередное злободневное замечание, но замирает на полуслове, услышав имя этого незнакомца.
[indent] — Я Вильхельм.
[indent] — Я должна этому....— Хела замирает на полуслове, осененная тенью догадки. Ей хватает всего лишь секунды, чтобы сложить в голове все кусочки мозаики, которая перед ней возникла. Он знает это место, он ей смутно знаком и теперь преподает магию на Лианфире, а ещё его зовут Вильхельм. Память услужливо подсовывает её фрагменты из её прошлого, детали, которые она уже выбросила из головы за эти годы за отсутствием необходимости.
[indent] Рубцы на её покрасневших ладонях, гордо вздернутый подбородок. Она отчетливо помнит вкрадчивый, спокойный голос Вильхельма, который, по просьбе Болдера, взялся за её обучение. Хейлсинд тогда не хотела жаловаться. Не было у подрастающей чародейки привычки не справляться с тяготами ученичества, с которыми она так или иначе сталкивалась, отец учил её упорству и гордости. Старый наставник считал, что главная проблема Хелы в ей своеволии, в её непокорности, отсутствии послушания, которым слыли все без исключения его ученики, которые оканчивали обучение. Желая выбить из строптивой девчонки всё её высокомерие, которое так раздражало его, он прибегал к жестким мерам наказания, а она молчала. И только гордо вздёрнутый подбородок и прямая спина говорили о её непослушании больше, чем все извинения, которыми она осыпала его, как учитель и просил.
[indent] — Вильхельм, значит, — хмыкает чародейка, совершенно не смущенная своей грубостью, меняя тактику. Теперь то она понимает, что перед ней не просто лианфирский чародей, но ещё и без малого северный принц, второй, после принцессы Ингейды в престолонаследии. Тот самый, что является старшим братом Болдера и по совместительству её бывшим учителем.
[indent] Хела ещё сильнее выпрямляет спину, совершенно не показывая виду, что понимание немного, но её ошарашило. К самому Вильхельму она не испытывала никакой неприязни когда-то, более того, он был приятен как человек, а это уже достаточно по меркам Хейлсинд Эберхард, но пару минут назад, когда он был для неё незнакомцем, он вызывал у неё раздражение и очень сильное и оно пока не улеглось внутри неё достаточно, чтобы она могла пойти на попятную.
[indent] — А я Хейлсинд, — произносит она с вызовом, решив играть свою роль и дальше, пока тот сам не признается в том факте, кто он на самом деле. — Теперь мы можем закончить нашу беседу, а я вернусь к чтению этой невероятно интересной книги которую вы так расхваливали? — Хела слегка откидывается назад, разглядывая чародея чуть пристальнее, чем делала это раньше. Ну да, совершенно очевидно, что есть некоторое семейное сходство, которое ускользнуло от неё ранее и которое стало заметно, когда он поняла, куда именно следует смотреть.

[indent] — Ты не знаешь, где твой брат? — Голос матушки звучит певуче и спокойно, вопрос задан обыденно и как бы между прочим. И лишь долгие годы совместной жизни и житейских ситуаций научили домашних различать тонкую грань интонаций, скрываемых истинной леди слишком ловко, чтобы быть очевидными с первого и даже со второго раза.
[indent] Лайна поднимает взгляд от сливочного бламанже, беспокойно вздрогнувшего на поданной прислугой тарелке, и встречается глазами с матушкой, смотрящей внимательно и безотрывно на дочь поверх плавного фарфорового изгиба чашки, пока выцеживала со дна последний глоток послеобеденного чая. Как Марселин умело сглаживает свои эмоции и истинные мысли на нежном круглом лице, точно так же у самого младшего ее дитя не получается скрыть и толику информации, откровенно читаемую в честных глазах цвета майской лазури, сломанной линии бровей или же еще по-детски пухлых губ. В тишине комнаты с высокими сводами слишком громко и отчетливо хлопнул о каменный пол каблук упавшей с ноги маленькой леди туфельки, которую она до этого мечтательно раскачивала в воздухе под столом, предаваясь сладостным (но не настолько, как двойной десерт) мечтам. Румянец заливает упругие щеки Элайны — маменька не одобряет таких фривольностей, как хорошо, что кроме них здесь больше никого нет! Отец отправился на какую-то слишком важную встречу, чтобы пренебречь домашней трапезой в кругу семьи, старшие братья вслед за ним увязли в своих делах, все чаще не являясь домой на общие обеды и ужины (матушка цокает языком и грустно качает головой, ее слепо любящее родительское сердце никак не может смириться с тем фактом, что взрослые лорды больше не нуждаются в ее опеке и ласковой руке). А вот младшего из братьев, золотоволосого Леона, которому достается больше свободы, чем наследнику-баронету, и меньше присмотра, чем единственной сестре, нигде нет. Впрочем, новость ли это?
[indent] Эла вздыхает. Пряча взгляд за опущенными ресницами, она натыкает на крайний зубчик десертной вилки иссиня-фиолетовую ягоду ежевики, голос шелестит:
[indent] — Я не знаю, матушка, — но обе сами себя обманывают в этом неведении. Повадки младшего лорда и его выходки известны в этом доме всем, но по негласной традиции никто не озвучивал их вслух. Как-то раз Элайна случайно услышала разговор барона и баронессы, чему виной была плохо закрытая дверь рабочего кабинета Бенуа и придавленный возмущением громкий шепот Марселин, оправдывающий вседозволенность Леона его юношеством, требующим хорошенько выветрить всю дурость, чтобы в свой срок стать серьезным мужем. Приняв это за непреложную истину, девица Сорель вмести со всеми прощала баловство брата и смиренна ждала часа икс. Но он все не наступал и не приходил, совсем как загулявший Леон, зачарованный громкими гуляньями с друзьями и пестрыми дамскими юбками. Лайна снова вздохнула и вправила голую ступню в упавшую туфлю.
[indent] Мадам Сорель благоразумно перевела тему: в Гвиллин приехало семейство Гарнье, хорошо бы Элайне завести доброе знакомство с их дочерью, Элизой, тогда, быть может, и ее отец не будет так принципиален относительно всяческих слухов, распускаемых в людской среди слуг. Девушка ерзает на стуле и с угасающим интересом смотрит на свой десерт — матушка опять все решила за нее, когда и с кем дружить. Конечно, у дочери барона совсем нет подруг, ей хватает братьев и книг, но разве нужно что-то еще? Как сложно быть правильной леди!
[indent] Что-то пробормотав в ответ — кажется, очередное согласие, чтобы Марселин ослабила свой напор, — Эла выскальзывает из-за стола и, будучи окрыленной улученным часом свободы, отправляется в сад, к своему любимому потаенному месту у дикого пруда. Там в обществе поющих в камышах лягушек и шелестящих на исходе дня цикад, она сделала несколько зарисовок пейзажа и попыталась дорисовать портрет дядюшки Филиппа по памяти, начатый на торжествах двухнедельной давности в честь шестнадцатилетия Лайны. Заложив карманный блокнот свежесорванной веточкой мелиссы, маленькая леди сделала несколько неспешных кругов вокруг розовых кустов, полюбовалась на облака, воспламенившиеся над горизонтом, а после направилась в дом, чувствуя себя счастливой и смиренной.
[indent] Настроение выдалось слишком воодушевленным, чтобы начать мурлыкать себе под нос недавно выученную сонетку, наложенную на импровизированную музыку. Элайна развязала бант на шее у бархатного чокера, спрятала его в шкатулку, нагнулась и вдохнула запах уже начинающих увядать полевых цветов в вазочке на подоконнике, выглянула в окно, выискивая первые звезды на синеющем небосводе, и… Кто-то постучал в дверь.
[indent] Леон и какая-то растерянная барышня. Вопросительно вскинув брови, Лайна перехватывает смущенную улыбку брата и в очередной раз вздыхает, так трагично и невольно подражая маменькиным повадкам.
[indent] — Видимо, знакома, — наблюдая за вторжением в свои личные покои, леди Сорель без долгих объяснений понимает, что происходит и какая роль ей отведена в этом небольшом импровизированном домашнем спектакле. Услышав маменькины шаги, Эла испуганно округлила глаза, дрогнувшей рукой выудила из потайного кармана в складках своего платья тот самый блокнот с художественными зарисовками и в последний момент сунула его в руки Элизы. 
[indent] — Матушка..? А мы с Элизой показывали Леону сделанные в саду пейзажи… Леди Гарнье чудно как хорошо владеет тенями, ты только посмотри, — немного резковатым жестом собственника забрав обратно книжицу у незваной гостьи и сверкнув на брата недовольным взглядом, маленькая Сорель оказалась рядом с Марселин и раскрыла страницу с мелиссой, для пущего эффекта ткнув туда пальцем.
[indent] — Так вы знакомы с леди Элизой? — Осторожная недоверчивость проступает в тоне матери.
[indent] Лайна пытается совладать со своим лицом, чтобы озвучить как можно более честное «да, матушка, ты же сама мне советовала» — Элайна послушная дочь, порой даже слишком. Рукой же, заведенной за спину, подает безмолвные сигналы, сжимая и разжимая ладонь, — «святая Кель, Леон, не молчи и помогай!»

[indent] — Это плохо, это очень-очень плохо, — еле слышно бормочет про себя Эйнар, оглядываясь по сторонам. В темной чаще леса разглядеть надвигающуюся темную — возможно, но окуллы куда умнее, чем среднестатистическая темная душа, оттого новоиспеченный страж изрядно напрягается. Медленно шагая по чуть влажной от недавнего дождя траве, он всматривается в туман раннего утра, пытаясь отличить человеческий силуэт, что так присущ данным мерзким созданиям. Шаг, еще один, мужчина старается не делать резких, громких движений, держа свой простенький кинжал стража наготове. Шелест травы под ногами практически не слышен — он растворяется в какофонии звуков дикой природы: звонкого пения местных птиц, шелеста листвы под силой ощутимого холодного ветра, далекого воя диких животных. По звуку сейчас Берггрен не сможет отличить темную душу — окуллы достаточно тихи, бесшумны, словно обычные тени. И все же страж надеется, что удача будет на его стороне.

[indent] Говорила мне Морриган, поехали со мной в столицу. Вот же болван, — Эйнар ругает свою опрометчивость в мыслях, стараясь оставаться максимально сосредоточенным. Он уже уничтожал темных в одиночку, без наставницы, но то были куда более простые в уничтожении души. Сейчас же он один, сам по себе, и в практически смертельной опасности. Образы длинных, ядовитых когтей темной то и дело всплывают яркими картинками в мыслях новоиспеченного стража, заставляя ледяные мурашки бегать по спине. Лес вокруг покрывает утренний туман — сквозь высокие ветви деревьев совсем немного, лишь призрачно начинают виднеться первые солнечные лучи; лишь их наметки, но уже вселяющие надежду.

[indent] Первое движение Берггрен замечает краем глаза — темная душа притаилась за двумя крупными деревьями, готовая к нападению. Буквально считанные мгновения отделили стража от попадания в его глаз длинных когтей — резкое движение в сторону позволило увернуться, оставив темную еще более озлобленной, чем раньше. Эйнар не ожидал, что душа будет настолько крупной; выпрямившись во весь рост, она оказалась на голову выше мужчины. Перекошенное подобие лица, длинные когти и тяжелый хрип — она готовилась к новому нападению, тогда как страж берет более удобно рукоять своего кинжала и принимает оборонительную позицию. Движения окулла быстрые, рванные, проворные; Эйнару только и удается, что уворачиваться, причем с каждым разом все медленнее. Он чувствует себя неуклюжим медведем в лавке ценностей, неповоротливым и крупным.

[indent] Резкая боль пронзает его тело как раз в тот момент, когда уже обессиленный и уставший страж находит слабое место души — кинжал пронзает ее, но темная не остается в долгу и напоследок оставляет две глубокие раны чуть ниже правых ребер. Резкая тишина утреннего леса прерывается бешенным ритмичным стуком сердца в голове стража; он слышит, как оно отдает рваные удары, раз за разом сбиваясь с установленного ритма все сильнее. Берггрен пока не понимает, насколько плохо его состояние — отняв руку от раны, он видит алые подтеки крови, уже впитавшиеся в манжеты его светлого потрепанного кафтана. Он знает, что в когтях окулла смертельно опасный яд. Он знает, что если не дать противоядие, то умрет он в течение часа.

[indent] Он старается идти медленно, чтобы и без того сильное сердцебиение не разнесло яд по всему телу, обдумывая уже чуть затуманенным разумом, где же искать помощь. Лесная глушь Медвежьего бора не располагала к активному заселению местными деревенскими жителями, а до ближайшего ему известному поселения идти, по меньшей мере, часа два с половиной. Пусть мнимая надежда на чудо и вела его все глубже в лес, понимание безысходности его положения ледяной водой окатывает его раз за разом, пытаясь заставить его остановиться и опустить руки. И тут, словно в старинной истории, на опушке бора Эйнар видит небольшой дом.

[indent] Сначала мужчина было думает, что мозг играет с ним злую шутку — не привиделся ли ему этот дом, ни галлюцинация ли это? Но вот он медленно подходит ближе, хватаясь его шершавый угол, и облокачивается, пытаясь удержаться на ногах. Берггрен уже потерял достаточно крови и чувствует, что сознание все больше затуманивается, а силы практически окончательно его покидают. Хватает ему оставшихся сил еще на парочку шагов до двери хижины — Эйнар собирает всю силу в кулак и несколько раз громко стучит. Когда дверь открывается, остатками сознания он выхватывает миловидные черты лица хозяйки дома — ее испуганный взгляд светлых глаз заставляет нордхеймца ухмыльнуться. Совсем как у сестры, — мелькает мысль, когда он вспоминает взгляд сестры. Девушка так сильно на нее похожа.

[indent] — Не бойся, Лотте, — хрипит Эйнар, прежде чем, наконец, его тело окончательно теряет остатки сил. Он падает в руки прекрасной незнакомки, и весь окружающий мир быстро растворится в темноте его собственного сознания.

будешь сопротивляться?

они будто становятся еще ближе, переплетаясь телами, однако их танец совсем не похож на те, что танцуют влюбленные в знаменательные дни; движения слишком резкие и отрывистые, лишены всякой нежности или любого другого «светлого» чувства. их пляс резкий, в какой – то степени дикий и отчетливо напоминал столкновение двух, столь разных по смыслу и содержанию, стихий. эрлебальд яркий и безумный; его улыбка словно оскал, а речи наполнены ядом, прожигающим все изнутри. вандалгар видный; он всегда был таким. притягивал к себе внимание, приковывая всеобщие взгляды. и даже здесь и сейчас, на их собственной свадьбе, умудрялся завладеть сердцем каждого из гостей, словно праведный принц, решивший завоевать неприступную принцессу своей теплой улыбкой. бред. ингрид ему не верила. совсем.

тебе бы хотелось, чтобы я был к тебе неравнодушен?

вздор. брехня. откровенная ложь. ей от него не нужно никаких обещаний, кроме того, что услышала пару часов назад, - твоей ненависти всегда хватало на нас двоих, – винигард вторит ему, улыбаясь, - пора ее немного остудить, -  отчего – то слова, брошенные в полушутливом тоне, проникают под кожу, и принцесса просто не видит другого выхода, как ответить так же, не давая никого конкретного ответа на этот провокационный вопрос. она снова улыбается и пытается не упасть, поспевая за слишком быстрым темпом. по правде, ей никогда не было наплевать на него. с самого детства эрлебальд вызывал слишком широкий спектр противоречивых чувств: сочувствие, интерес, досаду, гнев и даже легкое разочарование, но никогда не холодное безразличие, которое она испытывала к большему количеству своего окружения. вандалгар, в действительности, по своей натуре был многогранен, но ингрид никогда не скажет этого вслух, как и не признает, что чужой сбившийся голос и секундная грусть гулким стуком отозвались внутри, заставляя ослабить хватку и аккуратно спуститься вниз ладонью, провести по плечу. неосознанно; едва заметно и аккуратно, будто тело пыталось поддержать новоявленного мужа вместо нее, - я от своих слов не отказываюсь и клятв не нарушаю, – колкий комментарий про верность и уважение не злит, лишь отчасти напрягает. уважение? внимание? почет? кажется, будущее у них будет действительно занимательное, раз в одном простом танце им удается слишком многое друг о друге «почерпнуть»; раз давить на больные точки и столь филигранно играть становится интереснее и забавнее, чем годы противоречивых взглядов и попыток не озвучить собственное мнение, выйдя в открытую конфронтацию.

издеваешься, – ингрид хочет его ударить, но вместо этого смеряет тяжелым взглядом, стоит вновь пуститься в пляс; кожа на шее горит. полыхает ярким пламенем, однако в этот раз, во славу медиалу, ей удается удержать собственное лицо от смущения. и так в этот вечер она подарила ему слишком много поводов для потех и услады, хватит.

мой дорогой муж, - танец подходит к своему логичному концу и винигард все же решает поддаться; вступить в эту непонятную игру и просто наслаждаться тем, что будет. в конце концов, раз ей этого теперь не избежать, то плакать в стороне и топать ножкой от негодования точно не входило в планы, она не даст себе переиграть, -  не имеет никакого значения, – льнет словно невинная дева, что ищет защиты, соприкасаясь самыми интимными местами; плевать, что подумают отец и мать, как отреагируют другие. ингрид сжимает крепче переплетенные пальцы, а свободную руку перемещает на шею, стоит им остановиться с последним аккордом музыки, - то, чего я на самом деле хочу, – улыбается, а после – легкий поцелуй в уголок губ и поклон в сторону зрителей, прежде чем отойти к столу.

сердце заходится, а перед глазами плывет, но винигард твердо стоит на ногах, ощущая, как вандлагр идет следом; чувствует, что тот ухмыляется, однако старается не обращать внимания, возвращаясь к столь вынужденным обязанностям: улыбается, принимает поздравления и даже высказывает незамысловатый пост в сторону семьи; выпивает бокал, а за ним еще один и еще. в какой – то момент будто бы теряется, и все же приходит в себя, когда старший брат аналогично отцу решает с ней станцевать. улыбка виллема успокаивающая, а шутки возвращают в детство; рядом с ним она наконец – то расслабляется и забывает, что в этот день захлопнулась ее золотая клетка, а вечер неумолимо близится к концу, что означало самую «важную» часть их брака. ингрид спокойно могла ему отказать; могла выставить за дверь и сказать, что после официальной части долг родителям уплачен и ни о чем другом не было и речи. понимала, что вандалгар, возможно, и не будет возражать, но точно не удержится от ушата колкостей и издевок, которые будет кидать последующие пару месяцев.
нет.
она ему не проиграет, но и не побежит, сломя голову вперед. будет осмотрительнее и осторожнее. попытается понять, чего он хочет сам и что ожидает.

может так ей станет легче принять тот факт, что совместная ночь уже не кажется, чем – то столь отвратительно ужасным?

убедитесь, чтобы на оставшийся вечер хватило вина, – принцесса улыбается, провожая родителей, до того, как обращается к одной из служанок, что крутилась все празднество вокруг их стола, - и может, что – то поесть? – не признается, что за вечер так почти ничего и не съела, да и вряд ли сможет, чего не скажешь о чародее, аппетит которого пугал. сколько он ест? ингрид пожимает руки тетушки, приобнимает вальтрауд и закатывает глаза в ответ на вздернутую бровь старшего брата. все знали, что они могли бы уйти раньше других, но винигард выжидает и не спешит. не предпринимает ничего явно сама, кроме как мелких указаний, - эрик, ты на сегодня свободен, – хочет добавить, что ей ничего не грозит. все в порядке и необходимости нет, когда на самом деле просто не хочет, чтобы в этот вечер он был рядом. страсти и любви, как таковой, между ними давно нет, но налет неловкости и смущения от того, что во время всего бракосочетания паладин стоял рядом с ней не покидал до сих пор.

Влажный эйсгартский июнь осточертел Мордекаю еще тогда, когда он о нем услышал. Услышал он о нем лет восемьдесят назад, и с тех самых пор и пытался забыть. Безуспешно. Помятая тяжелыми каплями зелень, избитый градом скот, вечно сгорбленные жители этого богами забытого королевства — все это вызывало у чародея желание закопаться как можно глубже, выпить как можно больше алкоголя и облапать как можно больше фигуристых девиц. Желательно, не лившись при этом обеих рук.

Мордекай перевел взгляд на Уинну и поежился, словно та вот-вот услышит его мысли и схватится за клинок. Впрочем, он был почти уверен, что такие магические фокусы не входили в арсенал его спутницы. И это “почти” не давало ему расслабиться точно так же, как холодный ветер, полоскавший лицо грязными каплями июньского дождя.

Именно поэтому, когда на горизонте замаячил приветливый свет дорожной лампы местного трактира, Мордекай не сдержал радостного смешка.

— Смотри-ка, Уинна. Сразу навевает теплые воспоминания о родительском доме, а? Все эти ужины с матушкой при потусших свечах, мягкое, едва ли прожарившееся мясо мистера Хрюнделя… — какое-то время на лице чародея царствовала теплая, чуть ли не мечтательная улыбка, но затем ее вдруг накрыла хмурая тень. Он покосился на спутницу, понимая, что привычно взболтнул лишнего, и быстро прокашлялся. — А впрочем, забудь. Мы почти на месте.

Оставив коней на привязи, Мордекай не без труда толкнул массивную деревянную дверь трактира, и царившая внутри атмосфера праздника захватила его с головой. Бесчисленная толпа одновременно пьяных и полупьяных людей кружилась в хаотичных танцах, бодрая, веселая музыка отскакивала от деревянных стен широкого помещения и только две совершенно разные фигуры на высоких стульях во главе четырех выставленных рядом столов отличались от других — жених и невеста. Или, быть может, уже муж и жена.

Тонкая, светловолосая девчушка лет семнадцати с известным Мордекаю видом угасающей любви к жизни в глазах и глупый, неприятного вида рыжий боров трижды старше своей невесты.

Вошедшие на этот праздник жизни Мордекай и Уинна, пересекшие грязную дорогу в глубинке Эйсгарта под проливным дождем, выглядели как пришельцы из другого мира или самые настоящие монстры, из-за которых кто-то в толпе вот-вот призовет на помощь сильдов.

Как только они вошли, вся эта толпа, наповинавшая скорее бурную вспенившуюся реку, чем сборище обычных людей, резко остановилась и перевела взгляд, все еще коллективный и оттого довольно страшный, на новых гостей.

Нависла неловкая пауза. Мордекай посмотрел на Уинну, выражая полнейшее изумление, а затем неуверенно взял крупную кружку с медовухой у смотревшего на него старика и, что было сил, закричал:

— За молодоженов!

Толпа радостно подхватила заданное настроение и радостно заверещала, безмолвно принимая гостей в их чудное общество.

— Меня об этом не предупреждали, — начал оправдываться Мордекай перед Уинной, как только отвел ее в более тихий угол трясущегося от танцев трактира на вынужденное совещание. — Связной клялся, что Волдред точно будет здесь именно сегодня. Говорил, что ублюдка будет легко разговорить, ведь он окажется в приятном расположении духа. И теперь я понимаю, откуда была эта уверенность.

Чародей кивнул в сторону только что рыгнувшего в бокал молодожена и скривился.

— Знакомься — Волдред. Информатор Гарпий собственной персоной.

♫ Lana Del Rey ● Summertime Sadness
i don my red surcoat tonight
dancing in the dark in the pale moonlight
how my heart’s afire! i feel it everywhere     
naught can daunt me anymore 
oh, by Kel! i feel it in the air
‘tis but summertide       
summertide sorrow... 

[indent] Массивный деревянный гриф ложится в ладонь ласково, словно лебёдушка, покорно склонившая свою длинную нежную шейку.
[indent] О чем ты споёшь мне сегодня, милая лютня?
[indent] О любви иль о разлуке?
[indent] О воинской доблести на окровавленных полях сражений или о вечерней зарнице над нивой зардевшейся алым закатным цветом ржи?
[indent] Быть может, о прекраснейшей из дев, задремавшей в алькове, и юном паже с лукавой улыбкой? Он украдет сонный румянец с лица принцессы и спрячет в медной шкатулке. Безлунной ночью отнесет он шкатулку к берегу жемчужного моря и выменяет у русалки на три золотых стрелы. Одной пронзит сердце обманутой им ундины, второй - голову старого короля, а третьей...
[indent] Лютня отзывается на каждое прикосновение барда, как хорошо знакомая возлюбленная. Пальцы умело перебирают парные струны. Оставляют нежные щепки́, и те трепещут, нараспев изливаясь хором мягких голосов. Кокетливо трепещут и длинные ресницы очаровательных дев. Воздушные полы их платьев волнуются в тон заискивающей флейты и шелестят, походя на порывистые взмахи крыльев пойманных в сети голубок. Умелые и не очень птицеловы ведут в танце, довольствуясь чинными прикосновениями рук и взглядов в искусном кружеве танцевальных фигур. Кому-то сегодня подарят первый смущенный румянец. Кто-то обязательно захочет его украсть. А кому-то покажется мало одной лишь застенчивой улыбки. Рано или поздно музыка стихнет, и птичка упорхнет, словно ее и не было. Останется лишь гадать, чье сердце на самом деле вероломно изловили?
[indent] Чье-то же похищено давным-давно. Взгляд позабывшегося в своей песне-сказке Люциана, блуждающий по лицам танцующих, задержится на принце и его супруге. Став на короткий миг свидетелем блеска глаз и тепла улыбок, которые Кайрон и Майрин дарят друг другу, Борегар почувствует смущение и трепет, словно только что он подслушал чей-то сокровенный разговор. Стремящийся к неподдельным чувствам и искренним эмоциям бард затянет последний куплет с новой силой.
[indent] Несколько минут его лиричной баллады помогут тревожной душе позабыть о причине бессонных ночей или же пролить по холодным щекам горячие слезы горестных воспоминаний. Глупая его песенка рассмешит сурового рыцаря, а высокопарная ода растопит искушенное себялюбивое сердце.
[indent] Это ли не магия, которой одарил нас плутоватый Кечуал? Зачем музыке источники силы, когда она сама её вдохновенное воплощение?
[indent] Она неприхотлива, но словоохотлива. Не требовательна, но жадная до внимания. Она любит отдавать, не требуя ничего взамен. Но ты ничего не получишь от нее, если не отдашь всего себя полностью. О, великая Кель! - душа хочет петь, видя то, как ты рождаешь новую жизнь. О, всемогущая Мора! - пусть же птицы споют по мне свою траурную трель, кружась над могилой.
[indent] Память барда избирательна. Люциан помнил сотни песен, но затягивая очередную из них на дворцовых подмостках перед своей высокородной публикой почти забывал, как когда-то именно Эйсгарт порвал десятки струн из его сердечных жил.
[indent] Мелодия эхом разносится под высокими каменными сводами, и на короткий миг становится почти неважно, какие разговоры ведутся в кулуарах дворцовых стен, как и то, зачем на самом деле Люциан прибыл ко двору.
[indent] Он завершит песню с надрывом, и звон затихающей струны унесется ввысь маленькой ласточкой. Когда будет выдержана драматичная пауза, Борегар одарит зал низким поклоном покорного слуги, учтивым и благодарным - других музыкантов. Самого себя он проводит со сцены широкой улыбкой от того, как наполнившая тело одухотворенность покалывает огрубевшие от постоянной игры на лютне подушечки пальцев. Одухотворенность, которую без ложной скромности может испытывать только один из лучших бардов, когда-либо звучавших в срединных землях, даже если сами земли об этом не догадываются.

[indent] - Миледи, - в поисках бокала вина, дабы просушить уставшее горло, Люциан встретит Майрин. Бард поклонится ей с искренним благодушием. Не смотря на большой опыт мытарств в прошлом, Борегару, если подумать, не так часто приходилось скрывать свое происхождение. Во дворце же следовало постоянно быть настороже. И компания посвященного человека позволяла немного разделить это весьма щепетильное бремя.
[indent] - Смею заметить, его высочество прекрасно танцует, - терпкое вино приятно щиплет язык. На таких мероприятиях без вина, как и музыки, не обойтись. Еще один прекрасный инструмент раскрепощения, за счет которого Люциан надеялся стать сегодня свидетелем нескольких интересных и возможно полезных бесед. Вино, как и музыка, может развязать язык даже особенно неразговорчивым. Правда сам Люциан таким недугом никогда не страдал.
[indent] -  Кажется, до сих пор меня неплохо принимают. Хотя, признаться, я переживал, что местные музыкальные вкусы не готовы к экспериментам. Давно пора разбавить дворцовый репертуар свежим звучанием... Не поймите меня превратно, но все эти прославления королей и принцев, религиозные песнопения - о, святые! Это же ужасно скучно!

Одну часть меня отняли
Я осталася одна
Много раз меня меняли
Но я буду прежней как всегда (с) Ягода - Тоска
[indent] Кровоточащая рана в душе девушки покрывается корочкой льда. Алая жидкость столь важная и нужная дл яжизни, приостанавливает свой ток, давая блнинке передышку. Боль отстуает, на её место приходит пустота и отрешенность. Так действуют все успокаивающие найстойки целителей. Сколько Одетт выпила тех настоек за эту неделю?  [indent] Самой леди Аддери кажется больше сотни, но она вероятно приувеличивает доверяя воспаленному сознанию, что порой играет с леди злые шутки. Кажется, Мора вовсю развлекается, посматривая на разгорающуюся драму, смеётся по тёмным углам поместья, цепляет чужие взгляды в зеркалах, которые слуги готовы покрыть темной траурной тканью, но пока не целует в лоб того, по чью душу пришла. Одетт порой кажется что она и сама ищет лик богини смерти, огладываетс по сторонам и вглядывается в темноту коридоров, но не для того чтобы пуститься в след еще не почившему супругу, а... Для чего? Леди Аддери и сама не знает. Словно испытывает удачу, но как показывают последние события, удача леди капризная и повернуться спиной к своей пастве она готова в любое мгновение.
[indent] -Совсем плох... да. - выдыхает девушка хватаясь ледяными ладонями за ткань платья сестры. Сейчас Рослин кажется для леди Аддери райской оттепелью, спокойным безбрежным морем, в чьих водах хочется скрыться от боли и печали, тихой лесной поляной укрытой солнечными лучами и хвойными ароматами, чья нежность и уверенность заполняет всё вокруг. Слез у девушки не осталось, да ии не описать словами, сколько было выплаканно у постели квядающего с каждой секундой супруга. В тех слезах было так много разных чувств и эмоций, пережживаний и волнений, что другое менее чуткое сердце разорвалось бы на мелкие осколки. Осыпалось ледяными иглами оставляя у обожженного тела только мокрые следы.
[indent] Встревоженная и кажется расстроенная Рослин сейчас тревожит душу больше, нежели кто-то другой. Легкий приступ тревоги за сестру проносится где-то на задворках сознания заставляя девушку лишь немного нахмуриться всматриваясь в родное и до боли знакомое лицо. Отчего глубокие и столь пронзительные глаза сестры так печальны? Почему Одетт видит в них чужую, словно навязанную вину?
[indent] -Я так рада тебя видеть... Ты просто не представляешь. - голос лишенный эмоций не выражает ничего дельного. Настойка действует чуть сильнее, чем Одетт могла бы предположить, но это к лучшему. Она не станет плакать и истерить, словно несмышленное дитя у которого отобрали игрушку. Нет, сейчас рядом с сестрой девушка будет силььной и практически стойкой, нуу.... или хотя бы попытается. Слабость не порок, но... какого было Рослин, которая на правах старшей сестры всегда была опорой и поддержкой? Одетт в приступе любви обнимает родную кровь, целует в щеку и отстранившись шумно выдыхает.
[indent] Пустой желудок выдает совершенно неприличную руладу, громко и с размахом оповещая всех присутствующих в гостиной, что его хозяйка крайне принебрежительно относится к своему здоровью. Леди Аддери не помнит когда в последний раз полноценно питалась, она чувствует себя жутко измотанной и опустошенной, словно в последние дни только и делала что таскала тяжесть бытия.
[indent] -В... эту гостиную как и в остальные в посметье, много тайных ходов... Думаю....- Блондинка хмурится, осматриватривается по сторонам, кажется только сейчас осознавая в полной мере где она находится.
[indent] -Думаю тут нас может послушать кто угодно.. Тебе некомфортно тут? Мы... мы можем отправиться в закрытую беседку в саду. Несмотря на позднюю осень, там тепло и нт возможности нас подслушать. - честно выдат леди и кусает бледные губы, осмысливая второй вопрос. Он дается сложнее, словно Одетт не может собрать мысли в одну связную и дельную фразу, но спустя пару мгновений таки девушка кивает.
[indent] -Я... до того как прийти сюда я была в покоях Осберта... Там... - девушке явно неловко и стыдно за свою слабость, но она точно знает что может доверить сестре все на свете, ведь Росли словно часть её души.
[indent] -У меня случилась истерика, целитель влил в меня успокаивающую настойку...Она довольно хорошо подействовала как видишь. - голос Одетт замолкает и она непроизвольно прислушивается к звукам гостиной. Весело в камине трещит огонь. Он дарит тепло и спокойствие помещению, но кажется и он столь блеклый и слабый, что девушка вдруг чувствует желание протянуть руку и дотронуться до вожделенных язчков пламени. Огонь завораживвает её на мгновение отбрасывает с усталого лица маски силььной девушки и практически вдовы, и подсвечивает слабую почти сломавшуюся под натиском натуру. Девушка возвращает взгляд сестре, а после отводит глаза и подает голос. Звонит в колокольчик и просит прислугу накрыть в теплой беседке ужин на двоих. Голос не слушается хозяйку и вконце дает петуха, но Одетт делает вид что не заметила, а после трясущимися руками хватает бокал воды и делает жадные глотки немного расплескивая на закрытый корсаж и даже не чувствуя этого.
[indent] -Думаю, тебе с дороги необходимо перекусить и... там поговорим. Тут не далеко, стоит только выйти в сад и зайти чуть севернее вглубь, как мы окажемся на месте. - девушка кивает на слова сестры и прикрывает глаза, чувствуя ласковый поцелуй. Дает себе мгновение сглатывая комом вставшие в горле слезы, а после распахивает выцветшие от отчаяния глаза и поднявшись протягивает руку естре.
[indent] -Пошли в сад. Там спокойно и тихо. - огонь кажется еще трещит в ушах девушки, заставляя поежиться от собственных мыслей и желаний.

Дома пахло теплом и нежностью, что сквозила из каждого угла. Причиной ли тому было, что двое из троих жителей являлись женщинами?
Одна — та, что родила Криспина, ныне не покладала рук, стремясь обеспечить хозяйство сытным обедом и ужином, а вторая — также стремившаяся быть полезной, могла просто быть собой, и этого было бы достаточно.
Элизии было достаточно просто существовать рядом, чтобы освещать собой пространство. Своей улыбкой, своим заразительным смехом и нескончаемой добротой и нежностью.
Они с братом виделись довольно мало — в те моменты, как Криспин отправлялся на службу, Элизия уже могла проводить время у травницы, и наоборот. Иногда драгоценные минуты совместного времени являлись на вес золота, но ведь и сестрёнка тоже жила своей жизнью.
Чего только она уже не умела — знали только боги. Криспин же ничуть не сомневался, что Элизия могла научиться чему угодно, что зажгло бы в ней неподдельный интерес. Ей хватило бы только его, чтобы заняться любым делом со всем старанием и рвением. А здесь был именно он.
Впрочем, точно так же, как и Криспин, положивший своё время на работу в Совете, что казалось для него столь естественным, почти как дышать. В этом виделась ему вся суть, вся его жизненная необходимость и его призвание. До сих пор ему не довелось стать семьянином, который приносил бы средства на пропитание своей любимой и детям.
Не было у него этой семьи, если не брать в расчёт мать и сестру. Только служба. Только она.
Но его всегда радовало, что Элизия тоже нашла своё дело, погружаясь в работу травницы с головой и находя там своё собственное вдохновение.
Элизия, как и брат, нашла дело жизни. Нашла себя.
И так же, как он, не нашла никого кроме.
Но время шло, менялась и обстановка вокруг Эйсгарта и в его пределах, как течёт и меняется всё в этом мире. Минуло время, и Элизия выросла в прекрасную девушку, готовую к замужеству, семьи и детям, а это ли было не главным для каждой женщины, по мнению большинства? Если Криспин мог сослаться на загруженность работой и необходимость достигать новых высот, Элизия так сделать не могла — матушка всё чаще и чаще наседала с советами. Замуж пора. Время обзаводиться и своим гнездом и не прогадать. Ударить же в грязь лицом для Бруксов было делом нежелательным и почти страшным. Мужчина должен был удовлетворить многим параметрам, а за благословением следовало прийти… к Криспину.
Но тот самый пока так и не приходил, и порог дома Бруксов не видел ничьей лишней пары обуви. Криспин думал: всё было не так и плохо. Ещё не нашёлся подходящий юноша, а тем было лучше — Элизия не заслуживала оказаться в обществе глупца или изменщика, так же как и в компании бедного романтика или богатого грубияна.
Ей нужен был кто-то крайне заботливый и в то же время сильный. Надёжный и верный. И тот, кто полюбит её так, как только можно полюбить кого-то, кроме себя.
И Элизия точно бы поделилась, если кто-то подобный оказался на её пути — в этом Криспин был уверен.
Правда ведь?
Криспин с самого утра был загружен мыслями-мыслями-мыслями. Торговля с одним из городов шла плохо, и ему следовало бы как следует с этим разобраться, чтобы наладить это «провисание». В чём могла быть причина? Неужели те товары, что шли из Эйсгарта, превысили уровень спроса?
Неизвестно. Хорошо было бы покопаться и отследить определённые положения импорта и экспорта. И всё это происходило в законный выходной, когда нормальным людям почти предписано было отдыхать и посвятить себя домашним делам, нежели делам рабочим. Но только не Криспину.
Он корпел над бумагами и потирал виски. Пил воду, вместо того, чтобы снижать напряжение чем-то крепким. Глубоко вздохнув, он встал из-за стола и вышел из домашнего кабинета, направляясь дальше по коридору. Матери не было слышно, как и Элизии. Неужели она снова была у травницы?
Но стоило только подумать о ней и представить перед глазами её образ, как Криспин обнаружил её стоявшей возле окна.
Если бы только всегда так можно было — подумать и увидеть её.
— Элизия, — негромко произнёс он. Криспин слегка улыбнулся — радостно было встретить её дома, ведь это могло означать лишь то, что они смогут спокойно поговорить.
(ему столько надо было ей рассказать… хотя бы когда-то)
Но на секунду Брукс напрягся и совсем для него непривычно доверился шестому чувству — что-то было не так. Боясь спугнуть Элизию, как дикую птицу, Криспин подступил поближе и коснулся сбоку её плеча.
— Сестра, ты в порядке?

[indent] Освальд появился на свет безмолвным, синюшным и с тугой петлей пуповины вокруг шеи. Мать-чародейка не слушала вороний грай повивальных бабок — мёртвый, мёртвый, оставь, оставь, — и ворожила на родильной крови, отдавая вымоленному и выстраданному сыну часть собственной жизни. Мать-чародейка вырывала из рук Моры сына и остров Стужи обрел столь долгожданного наследника.

[indent] Освальду столько раз на роду было предначертано умереть, — при рождении, провалившись в прорубь в детстве, на охоте от когтей белого медведя, в бушующем море, от голода или хвори на корабле, который вмерз во льды на диком севере за пределами карт, — что боги сами запутались, как быть с ним дальше и пустили его жизнь на самотек. Наверное, именно поэтому его нить-судьба свилась особенно крепко-крепко, что корабельный канат и легла хорошо да верно.

[indent]Прежде чем стать полноправным хозяином острова Стужи — Освальд учился колдовству на Лианфире, где сдружился с младшим из сыновей семьи Лундквист, уходил в моря вместе с китобоями, приручал ветра и свинцовые волны как диких зверей, не боялся ни тьмы, ни зимы, ибо был их частью с самого рождения.

[indent]Освальд — человек чести и слова, овеянный сумраком и необъяснимой тоской, словно рыцарь из баллад. Освальд — непоколебимый и спокойный, как древний родоплеменный тотем, защищающий родной остров и живущих на нем людей. Освальд — дубленая да просоленная от ветров кожа, горячие крепкие руки, способные укрыть от пурги и сберечь в беспросветную полярную ночь, мягкая улыбка и бархатный смех, от которого мурашки бегут по коже, застарелые шрамы и ранние морщины, что отпечатались целой картой жизни на лице.

три дня дождя feat. polnalyubvi ♦ температура

где твоё сердце?
ты сделала всё, чтоб его растоптать
————— д а й  м н е  с о г р е т ь с я —————
[indent] «Ты хороший человек»
[indent] В её словах слышится — «даже слишком хороший», а ему мерещится — «недостаточно хороший для тебя». Она улыбается ласково и печально. Он морщится как от боли, будто не целуют его вовсе, почти целомудренно в уголок губ, а по самую рукоять вонзают нож и неторопливо проворачивают. Нож, который он же сам и подарил ей к свадьбе. Добротная ольборгская сталь, резная рукоять из китовой кости. Тонкое плетение красоты и смертоносности. Он всегда знал, чем её можно порадовать.
[indent] Освальд и Эльза знакомы давно. Он помнит её голенастой и нескладной, похожей на оленёнка, а она помнит его без шрамов, трости и седины в бороде. Когда-то она увлекала его за собой танцевать и поджигала табак в его трубке искрами-нитями магии, а он отогревал её ледяные пальцы в своих ладонях и кутал в пуховый платок. Когда-то он стал её самой первой любовью.
[indent] «Я хочу выйти замуж за Освальда!»
[indent] Твердо произнесла десятилетняя Эльза и Освальд, на целую жизнь старше неё, улыбнулся и пообещал, что так все и будет, если она не передумает, когда вырастет. Выбор — это то, что он всегда был готов ей дать.
[indent] «Давай поженимся? Я выросла и не передумала!»
[indent] Эльза пришла к нему первой. Эльза пришла к нему сама и почему-то верила, что её не оттолкнут и не прогонят.
[indent] Освальд согласился на сделку, словно всегда ждал от Эльзы подобной причуды и был не против взглянуть к чему все это приведет. В сказках шалые духи вересковых пустошей и снежных равнин нередко заключали сделки с человеческими девами. От скуки, из любопытства, из желания напиться горячим теплом смертного тела. Освальд прощался с Эльзой со словами: «возвратись ко мне по весне».

ДОПОЛНИТЕЛЬНО:
~ внешность-имя менять не желательно [имя мелькало в постах, а над пичманом я очень тяжело дышу];
~ освальд ходит с тростью [я предполагаю, что он получил ранение на последней войне или сильную травму в море, когда был с экспедицией, которая на долгий срок потерялась во льдах, а корабельного целителя съели, поэтому сломанная-раздробленная кость срослась как попало если вы увидели здесь отсылку на «террор», то вам не показалось];
~ освальд единственный сын баронской четы ньалда [отца в живых давно нет, матушка здравствует], однако у него может быть младшая сестра/кузина и на неё была возложена ответственность за остров, пока сам освальд был на войне, с которой мог и не вернуться;
~ эльза и освальд обручены // отец эльзы собирался выдать её замуж, а она пошла и сама сделала предложение мужчине, к которому была неравнодушна всю сознательную жизнь [otp: she fell first, but he fell harder] // эльза и освальд заключили сделку-уговор: она отправится за артефактом [возможно, ему он также нужен и с помощью его наводок_информаторов был выбран нужный курс], а потом вернется и они поженятся // вся семья эльзы уверена, что она просто сбежала из-под венца, освальд же с большим интересом наблюдал за той суматохой, которую устроила его невеста [видимо, ему нравятся бесноватые дикие женщины] + хеннинг лундквист пообещал за младшую дочь щедрое приданое да приплатить сверху, поэтому сделка выходит весьма выгодной;
~ приходите за северной ворожбой, охотой за артефактами, северным сиянием и поездками на санях, запряженных оленями;
~ я неторопливый игрок, но стабильный и идейный [могу и в драму, и в приключения] // пишу от 3к и до бесконечности // люблю обмениваться песнями-эдитами-картиночками-с-пинтереста, обсуждать в личке персонажные штуки и идеи, для меня это действительно важно // не требую общения 24/7, но видеть ответный интерес было бы славно;
~ заходите на огонёк, приносите любой любимый пост, чтобы понимать, что сыграемся и оставайтесь с нами насовсем ♥

ПРОБНЫЙ ПОСТ:

where there is a flame someone's bound to get burned
but just because it burns  d o e s n ' t  m e a n  y o u ' r e  g o n n a  d i e
you've gotta get up and try try try

[indent] В правый сапог засыпался песок и мелкие камешки. Левый же до крови стёр пятку и той же участью грозил мизинцу. Джеральдина боролась с нестерпимым желанием снять обувь и пойти босиком по нагретой за день дороге. И плевать что подумает её проводник или местные жители! Многие, к слову, без стеснения ходили босоногими. Правда большинство из них было чумазыми детьми, другая простыми рабочими и все — магглами. Достопочтенную госпожу Олливандер, да будет спокойна её душа в яблоневых садах Авалона, всенепременно хватил бы удар, если бы она увидела дочь, разгуливающей на чужбине в неподобающем виде. Хотя ведь уже не шестнадцатый век и спокойно можно обнажать лодыжки… И все же Джеральдина стоически терпела, украдкой мечтая побыстрее пройти через все кругу бюрократического ада, зафиксировав факт своего прибытия, всюду отметившись, расставив галочки. И с чувством выполненного долга проследовать в отведенную ей квартиру [или скорее комнату], где можно было бы в тишине обработать мозоли, смыть с себя пыль вперемешку с потом, переодеться во что-то чистое [и главное по погоде! платье, при всем его удобстве и красоте, успело неприятно прилипнуть к спине змеиной кожей] и наконец-то нормально поспать.

[indent] Джеральдина никогда не считала себя изнеженной кисейной барышней, которая страдает из-за малейших неурядиц и дорожных неудобств, но путешествие до Кейптауна измотало её основательно. На половине пути даже хотелось повернуть домой, пометив эту идею как ошибочную и нежизнеспособную, поставив на ней внушительный крест и решительно о ней позабыв. Да вот только дедушка Джервейс выложил круглую сумму и в довесок прилично дал на карманные расходы, а бабушка Джоконда хорошенько встряхнула паучью сеть своих связей, дабы все успешно сложилось и внучку в каждом порту, на каждой переправе и на каждом перевалочном пункте встречал нужный [проверенный] человек. Путешествие обошлось слишком дорого, чтобы из-за детских капризов, страшной духоты и изматывающего пути — отказаться от него и всё бросить.

[indent] В Кейптауне сочеталась тропическая красота любимой Бразилии и игрушечная опрятность-ухоженность Португалии. Кейптаун с первых минут приятно удивил юную мисс Олливандер, которая несмотря на дерзость юности и вольный дух — унаследовала от предков изрядную долю снобизма и надменности. Она ждала горы мусора на улицах и убогие домишки, при взгляде на которые единственным желанием было заболеть и умереть от какой-нибудь ужасной заразы лишь бы не жить здесь и не работать в ближайшие месяцы. Кейптаун встретил шумом океана, курчавыми виноградниками и жарким солнцем, от которого бледная кожа моментально начала опасно багроветь, будто кожура поспевающего помидора. Многочисленные флаконы «NorskSkjønnhet» таки дождались своего часа! Не зря Джеральдина отвоевала для них место в чемодане и везла всю дорогу. Возможно, крема и зелья станут единственной преградой между Олливандер и участью сгореть на солнце в первые дни до состояния вареного красного рака. Сама они никогда не видела раков. Ни вареных, ни живых. И тем более не знала о тонкостях их расцветок. Но зато ей много о них рассказывала подруга по переписке с зубодробительным славянским именем, а подруге, как водится, она верила.

[indent] Джеральдина, то и дело замедляя шаг, беспокойно вертит стопой, пытаясь поудобнее устроить её в сапоге, убрав давление с больной пятки и устало буркает:

[indent] — Далеко еще?

[indent] Проводник — низенький старичок, от земли не видать, одна лысина блестит, точно маслом обмазанная, — добросовестно весь день водил её от инстанции к инстанции, рассказывал импровизированный экскурс с вкраплением исторической справки и не выказывал ни малейших признаков утомления. Из-за этого Джеральдине сделалось совсем неловко жаловаться на дорогу или на жару. Не за снисхождением она сюда приехала и не за поблажками. Не хватало только чтоб в первые же дни вместо колдуньи с потенциалом и большим запалом в ней увидели всего навсего молоденькую девицу, которую легко выбить из колеи малейшими трудностями и она ничего не стоит без протекции влиятельной семьи. Нет и еще раз нет! Она приехала сюда работать и точка. Препятствия никогда не останавливали её — скорее раззадоривали и подстегивали через преодоление двигаться вперед.

[indent] Джеральдина входит в мастерские-метельные следом за проводником, обмахиваясь брошюрой Nimbus, схваченной в последней конторе. В мыслях она уже представляет как поздно вечером залезет в кадку с водой. Или в океан. Голышом. Просто потому что она слишком вымоталась и маленькое безумство удержит её на плаву. Ради этого стоит пережить финальную встречу с…

[indent] — Для меня большая честь познакомиться с вами, господин Тобайас. Спасибо за ваше приглашение. Надеюсь, на плодотворное сотрудничество.

[indent] Они обмениваются кивками, быстрым рукопожатием и крайне натужными улыбками. Правда выходят они такими совершенно по-разным причинам. У Джеральдины из-за истраченного до предела лимита вежливости и напротив зашкаливающей за все рамки усталости, у директора — из-за тревожной сирены, которая визгливо зазвучала в его голове и не намеревалась смолкать. Визит Олливандер не был нежданным сюрпризом. Его ждали как летнюю грозу или обещанный ливень, но особенно приятным он от этого не становился. 

[indent] Джеральдина старается держаться спокойно и даже немного отрешенно, словно вся суета не стоит и ногтя на её мизинце. Не часто тут бывают гости, м? Особенно чужаки с другого континента? Иначе как ещё объяснить всеобщее внимание, которое резко и безраздельно оказывается приковано к скромной персоне Джеральдины, которая скучающе поправляет манжеты платья, стряхивает пылинки и дожидается, когда господин Тобайас отведет её к их главным мастерам по древесине. Надо хотя бы увидеть в лицо человека, с которым предстоит бок-о-бок работать. Увидеть, запомнить и на обозримые месяцы стать для него надоедливым репейником, что пристал к одежде и не отодрать.

[indent] — Олливандер. Джеральдина Олливандер. — колдунья, не дожидаясь приветственных реверансов и игнорируя боль в ногах, решительно движется вперед, перешагивая через древесную стружку, кофейные да чайные пятна и скомканную бумагу. — Будем знакомы. — она протягивает руку уверенно и твердо, точно вся усталость свалилась с её плеч в считанный миг. — Я прибыла для работы, исследований уникальных пород древесины и обмена опытом. Полагаю, господин Гринтри, меня распределили к вам. — её прищур на кошачий похож, она внимательно вглядывается в лицо мужчины и пытается предугадать как он воспримет её. Как обузу, от которой необходимо побыстрее отделаться или просто как нового коллегу? Какой ей быть в ответ? Напористой или дипломатичной? — Мне хотелось бы переговорить с вами лично. Быть может позже, если вы сейчас заняты.

mumford & sons ♦ ditmas
and so i cry as i hold you for the last time in this life
this life i tried so hard to give to  y o u
what would you have me do?
[indent] Война отпускала неохотно, точно имела на Логэйна какие-то права.

[indent] Война разбухала в его ранах, разъедала их края и сочилась сукровицей. В спешке наложенные стежки расходились, а плоть воспалялась. Ещё немного и она загноится, потемнеет до страшной трупной синевы. Ещё немного и его будет не спасти. Как глупо. Пройти через всю войну и умереть не на поле боя с мечом в руках, как подобало воину, а дома и совсем чуть-чуть не дотянув до заветного мира.

[indent] Тело Логэйна отвергало жизнь. Целебные припарки не помогали. Травяные настои ненадолго унимали боль, а после вместе с желчью изливались наружу. Жар сменялся ознобом. Логэйн по-мальчишечьи хорохорился, но лучше ему не становилось и это очевидно было всем. В один из дней он рухнул в коридоре подрубленным деревом и очнулся уже в полумраке покоев — раздетый, обмытый, точно перед похоронами и со стерегущей его Изольдой рядом. Айлинн позвала её. Логэйн не сомневался, что именно дочь обратилась за помощью к Изольде. Никто другой не решился бы. Возможно, они поддерживали переписку все это время или драконица была где-то поблизости.

[indent] — Зачем ты приехала? — Чем хуже Логэйну было, тем суше, бесцветнее и тише звучал его голос. Только вот Изольде всегда удавалось разворошить угли и распалить в нём огонь. — Тебя здесь быть не должно.

[indent] Логэйн хотел оставаться спокойным, но обида покинутого любовника звучала громче голоса рассудка и требовала высвобождения. Выплеснуться наружу раздражением, едкими замечаниями, потоком обвинений, криком… Больше года прошло, а внутри гремучая брага чувств продолжала бурлить и причинять боль, лишая его покоя. Логэйн сжал переносицу жестом внезапного отчаяния и прикрыл глаза на мгновение. Не будь он измотан войной и ранением — смог бы переступить через себя, проявить к Изольде привычную теплоту, внимание и подобающий такт. Обрадоваться ей, в конце-то концов! Он ведь был уверен, что они расстаются навсегда и даже не надеялся увидеть её еще хоть раз. Но усталость оставляла свой отпечаток и заставляла прикладывать неимоверные усилия просто чтобы выполнить самые обыденные вещи — удержаться, не огрызнуться, запрятать всё под полог, создать хотя бы видимость контроля над происходящим.

[indent] — Скажи Уне, чтобы она подготовила для тебя покои. — Слова вырвались легко, сами собой, словно Логэйн с Изольдой все ещё женаты, и он просит её о чём-то привычном, домашнем: распорядиться об ужине, съездить с Айлинн в город к портной, свежим взглядом перепроверить счётную книгу, над которой он корпел весь день, помочь ему завязать шейный платок. — Смеркается. И на дорогах нынче неспокойно. Незачем тебе по темноте одной бродить.

[indent] Логэйн знал, что Изольда не беспомощна и беда всякому, кто встанет у неё на пути. Забота о ней — призрачный отголосок былого. Они не были чужими людьми друг другу. Её благополучие по-прежнему волновало его. Возможно, только это и удерживало Логэйна в узде. Так бы уже схватился за меч и забыв обо всех делах да клятвах, бросился по следу брачника Изольды, чтобы в порыве слепой ревности изрубить его на куски. Растерзать, уничтожить, в болоте сгноить, не оставить от него и мизинца…

[indent] Логэйн всегда знал — их любовь обречена. В молодости он боялся, что Изольда просто уйдёт едва ей всё наскучит. Чужбина, чужой дом, чужая семья, чужой ребёнок… А спустя годы Логэйн начал втайне ждать, когда на порог явится тот-кто-отнимет-еë. Придёт и разрушит до основания их жизнь. Просто, потому что боги так распорядились и простой смертный не в силах противостоять этой воле. Мне не стать твоим брачником, но я люблю тебя здесь и сейчас. Я хочу быть с тобой. Всё остальное не имеет значения.

[indent] Логэйн не желал гадать сколько времени было отмерено их взятому взаймы счастью. Но страх проворачивался внутри острием ножа. И в страхе этом крылся секрет вечной любви.

[indent] Без ужаса, который возникал при одной мысли о жизни без любимого человека, не было необходимости любить его.

[indent] Логэйн любил Изольду так, что и не снилось ни одному менестрелю. Исступленно и со всем самоотречением, на которое был способен. Страх её потерять терновыми лозами оплетал его сердце и год от года сдавливал лишь сильнее. Сколько нам отведено? Месяц? Полгода? Или десятилетие? А может два? Он подспудно ждал день, когда она уйдёт — по собственной прихоти или влекомая вероломной судьбой, что повязала с другим драконом или человеком. Он ждал роковой день и сам же словно накликал беду. Глупец!

[indent] Логэйн мечтал о несбыточном. Стареть вместе с Изольдой, любить её, ссориться и мириться с ней, засыпать и просыпаться с ней в одной постели, ходить рука об руку на званые вечера, ярмарки и театральные постановки, праздновать годовщины свадьбы, замужество Айлинн и рождение первого внука... Он мечтал обо всём, что было у других пар, но никогда по-настоящему не было — ты считала нас семьёй? хоть когда-то? или играла в семью? — и уже не будет у них. Он не возьмёт на руки их общего, долгожданного ребёнка. Они не проведут вместе всю жизнь. Он обернётся коротким полуденным сном и вскоре сотрется из её памяти без следа, точно и не существовал никогда. Она будет молодой и полной сил, когда его кости истлеют в прах.

[indent] Тело Логэйна уже начало меняться. Дряхлеть, пускай и оставаясь крепким на вид. Но старые раны и колени, ноющие на погоду, не обмануть. Сколько у Логэйна в запасе ещё было времени? Лет десять? Если, конечно, перемирие не окажется обманкой и война не разгорится вновь, а он не погибнет на ней. Было бы славно. Логэйн гонит эту неуместную, малодушную мысль прочь. Он не имел права умирать, пока Айлинн не была устроена в мире. Его обязанность как отца и как мужчины — позаботиться о ней, о её благополучии и наследстве, об удачном браке и обеспеченном будущем.

[indent] Логэйн завозился в гнезде из одеял, покрывал и подушек. Затылок заломило от резких движений. Ударился, когда упал? Поморщился и кое-как сел. Заозирался в поисках рубахи. Поздно стыдиться наготы перед женщиной, которая за пятнадцать лет брака успела повидать его всяким и рассмотреть со всех сторон. И все же вести беседы было привычнее одетым.

[indent] — Долго я спал?

[indent] Логэйн, избегавший всё это время взгляда Изольды, повернул голову и наконец-то посмотрел ей прямо в глаза. Находиться с ней наедине в покоях, которые когда-то были их общими, странно. Логэйн велел унести — распродать, раздать, сжечь, — все, что Изольда не пожелала забрать с собой в новую, несомненно более счастливую и полную жизнь. Без гобеленов, ковров, позолоченных чаш с фруктами, зеркала, лютни — замолкла навеки, пылится на чердаке с оборванными струнами, свитыми в спираль, что виноградный ус, —  и нескольких дюжин бесполезных, но очаровательных безделиц эти покои напоминали разоренное птичье гнездо. Место, где не живут — ночуют.