[indent] В такие дни ее сердце тоскует по золотому прибрежному песку, шуму прибоя в межсезонную непогоду, по сильному влажному ветру, который заставляет волосы виться вокруг лица подобно естественному ореолу, по теплому пряному вину с кусочком апельсиновой цедры и гвоздикой. Она скучает по семье, такой, какой она была больше десяти лет назад — единой, умеющей ценить хорошие дни и смеяться над пустяками, а не омраченной и отяжеленной проблемами каждого из Гавардо: немилостью Маред при королевском дворе за то, что ей не по нраву брачный союз ее старшей дочери с южанином (впрочем, для Амедеи это не так уж и плохо, наконец-то солнце сестрицы закрыли тучи — неприятно, правда ведь?); беспокойством отца по поводу возвращения его дочери к мужу, наследному принцу, ведь брак, соединенный Богами, нельзя разорвать так просто (неужели?); нервозностью Леонардо, связанной с какими-то личными деловыми неудачами, в которые у брата не было желания посвящать младшую сестру (забота или зарождающееся высокомерие?); и, наконец, последствиями завышенных амбиций ее собственного мужа, который последние несколько лет обольщался мечтами о независимом от эйсгартской короны Краоб Хейвене, но за последние месяцы поубавил свой пыл, чудом выйдя живым из вспыхнувшего, но прогоревшего быстро как на сухих ветках костра местного бунта.  Кель уберегла… Да только зачем?

[indent] — Зачем ты сюда приехала? — Амедея откинулась на спинку кресла в расслабленно-безразличной позе. Голова была повернута в сторону окна, чтобы Риддерх не мог видеть ее лица и как временами брезгливо вздрагивают женские губы и дергается уголок рта. На коленях баронессы Руже покоится маленькая потрепанная книжица с заложенным указательным пальцем местом, где было прервано чтение.
[indent] Судя по звукам и блеклому отражению оконного стекла, по ту сторону которого сплошной пеленой стекает ноябрьский дождь, барон Руже беспокойно мечется по их спальне, словно загнанный зверь, которому не дали права на решающее сражение. Временами под тяжелый сапог попадается лапа одной из гончих, перенявших возбужденное состояние хозяина и теперь суетящихся вокруг него, лающих и взвизгивающих. Дею это начинает раздражать, но в ее же интересах сейчас ничего не говорить. Любое слово — спусковой механизм для гнева Риддерха, раздосадованного неоправдавшимися планами. Словно это ее, Амедеи, вина. Словно не она, замечая разросшийся по исходу той зимы поток разнообразных гостей в их замке, не нагнулась однажды над плечом супруга и тихим медовым голосом не шепнула на ухо — «глупцы первыми лишаются головы». Не послушал. Разве он — глупец?
[indent] — Сейчас тебе лучше всего быть там, — Дейр неопределенно махнул рукой и поспешил набрать в грудную клетку побольше воздуха, шумно втянув его носом. Леди Риддерх медленно повернула к нему голову и посмотрела тяжелым взглядом каре-золотистых глаз.
[indent] Когда все началось в апреле, Руже не хотел ее отпускать от себя, будто бы эта маленькая женщина могла как-то спасти ему жизнь, стать живым щитом или гарантией того, что названную королевскую родню ни одна из сторон не посмеет тронуть. Потребовалось все проворство и изворотливость, чтобы Амедея уличила момент и бежала в столицу. Придворные шептались за спиной на эту гостью из мятежного графства, и лишь Маред усаживала сестру подле себя и сочувственно пожимала ей руку, когда очередной гонец не приносил вестей о бароне Руже. В такие моменты баронесса испытывала жгучее разочарование и досаду. Лучше быть вдовой лорда, который с мечом в руке пал за свою землю, чем женой неудачливого мятежника, пережившего своих друзей и награжденного клеймом позора.
[indent] В октябре все закончилось. Исчезнувшее душевное напряжение сменилось онемением. Ее мать, Ливия, первой подает голос и советует вернуться младшей дочери к мужу, ведь там ее место. При прощании Амедея быстро отклоняется от объятий и не оглядывается, испытывая чувство, словно ее прогоняют, прикрываясь долгом. Почему нельзя было остаться еще на месяц? Разве на дорогах сейчас не опасно? Какую пользу она принесет разбитому Руже? Дейр встретил ее удивлением и тишиной. Несколько последующих дней он отворачивался от супруги, делал вид, что ее не существует, хотя ее присутствие заставляло барона крепче сжимать челюсть и ходить желваками — признак того, что вся накопленная злость рано или поздно достанется жене.
[indent] А теперь что получалось? Своими словами он признавал правоту ее действий?   
[indent] Амедея едва заметно ухмыльнулась этим мыслям, все еще глядя прямо в глаза Руже. Ему этого хватило, чтобы в несколько широких шагов преодолеть расстояние и вырвать из рук женщины книгу, отбросив ее в сторону скулящей своры собак.

[indent] — Ваше Королевское Высочество, — ее голос звонок, когда леди Риддерх протягивает руку и мягко кладет ладонь на рукав принца Кайрона, тем самым привлекая к себе внимание среди прочих придворных. Все еще не убирая руки, она на несколько секунд в притворной скромности опускает взгляд и следом делает глубокий реверанс, а после снова открыто смотрит в лицо Кадваладера.
[indent] — Мне нужно с Вами поговорить, Ваше Высочество, — всем своим видом она пытается показать, что этот разговор настолько важен, что должен произойти сию же минуту. Другим не позволено, но Амедея намерена получить свое. Чтобы смягчить подобную напористость, женщина убирает ладонь, пряча ее в складках изумрудного бархата, и снова делает поклон.
[indent] — В прошлый раз мы встретились при других обстоятельствах, Вы помните? — доверительный тон и неловкая улыбка помогают избавиться от горечи неприятных воспоминаний, но не уводят от темы начатого разговора.
[indent] Вы помните, Ваше Высочество, ту горящую весну?

[indent] Чужой голос отвлекает её, вызывая нарастающую волну раздражения, даже злости за то, что её уединение нарушили. Она не ждала гостей. Забираясь в эту глушь, Хейлсинд надеялась, что никто не отыщет её тайный уголок, никто не помешает её размышлениям и любованию тем видом, который открывался здесь. Совсем немного, но всё здесь напоминало Альстад, по которому она скучала всегда, когда там отсутствовала. Когда Хела была юной девушкой, она нередко приходила сюда, как правило не в одиночестве, хотя и без отсутствия кампании ей нравилось проводить здесь время. Когда-то давно это место ей показали под строжайшим секретом, а уже после – она поделилась им с Болдером. Неужели это трепло рассказал о нем кому-то ещё? Очевидно, что незнакомец, который вел себя ни много ни мало как хозяин не то, что этого тайника, но и всего Лианфира, узнал его откуда-то, но этим кем-то совершенно точно не могла быть Хейдсинд. В этом не было никаких сомнений.
[indent] Чародейка выпрямляет плечи, ведет ими по очереди, стараясь всем видом показать своё недовольство, надеясь, что это спугнет невежду и вернет её мирному и благотворному нахождению тут былой настрой.
[indent] Но молодой человек явно не собирался оставлять все так, как было до его появления. Ну что за нахал.
[indent] Хейлсинд закатила глаза.
[indent] — Как видите, вы ошиблись, сир, — колко отвечает она, переводя взгляд на книгу, чтобы отметить взглядом страницу, на которой остановилась до того, как её потревожили. Незадолго до его появления, у неё уже стало складываться понимание главы, которую она сейчас читала, но из-за того, что она отвлеклась, узор в её голове сбился и теперь ей точно придется всё перечитывать, чтобы понять суть. В голосе Хейлсинд всё ещё слышится раздражение, пока она будто в замедленном действии закрывает книгу, складывая руки на обложке. — Довольно унизительно, наверное, ошибаться в собственных выводах, не так ли? — произносит она, встречаясь с незнакомцем взглядом. На секунду ей кажется, что это лицо ей смутно знакомо, но Эберхард до конца не уверенна, что сама не совершает ошибку. Ей не нравится, что молодого человека очевидно забавляет её недовольство, что распаляет её сильнее, чем его последующий вопрос. Какой внимательный паршивец.
[indent] — Не припомню, чтобы я просила об одобрении. У нас в Нордхейме женщинам не запрещено читать серьезные книги, — делает насмешливую паузу, — мне это, вероятно, должно польстить, но увы, — она пожимает плечами, постукивая кончиками пальцев по обложке. Светская беседа, которую, очевидно, затевает этот незнакомец, совершенно не входит в её планы, но тот факт, что он упоминает про своих учеников и восемь лет нахождения здесь, начинает заставлять её думать о его принадлежности к преподавателями, с которым, наверное, ей стоит быть чуть любезнее.
[indent] Ещё чего.
[indent] И хотя Хела давно не ученица и он не сможет её отчитать, или что-либо ей запретить, она все равно смотрит на него с подозрением. Сама Хейлсинд уже много лет назад покинула Лианфир в новом статусе и могла не распинаться за выбор той или иной книги, которую решила изучить. Ничего незаконного она не делала, поэтому ничего такого предъявить он не мог. Тогда почему она испытывает смутное неудобство?
[indent] — Теперь я могу вернуться к чтению? — и хотя вопрос чародейки вроде бы звучит вежливо, все её интонации, как и вздернутый подбородок и прищур глаз, говорят о том, что она совершенно точно не хочет, чтобы он здесь задерживался. Обычно Хейлсинд не грубит людям в открытую, но удержаться по отношению к этому чародею она не в силах, он будто бы каждым своим жестом, каждым движением провоцирует её на очередную колкость. С местом, в котором они сейчас находились, она чувствовала особую связь и чужое присутствие ей мешало.
[indent] Хейлсинд хочет бросить в него очередное злободневное замечание, но замирает на полуслове, услышав имя этого незнакомца.
[indent] — Я Вильхельм.
[indent] — Я должна этому....— Хела замирает на полуслове, осененная тенью догадки. Ей хватает всего лишь секунды, чтобы сложить в голове все кусочки мозаики, которая перед ней возникла. Он знает это место, он ей смутно знаком и теперь преподает магию на Лианфире, а ещё его зовут Вильхельм. Память услужливо подсовывает её фрагменты из её прошлого, детали, которые она уже выбросила из головы за эти годы за отсутствием необходимости.
[indent] Рубцы на её покрасневших ладонях, гордо вздернутый подбородок. Она отчетливо помнит вкрадчивый, спокойный голос Вильхельма, который, по просьбе Болдера, взялся за её обучение. Хейлсинд тогда не хотела жаловаться. Не было у подрастающей чародейки привычки не справляться с тяготами ученичества, с которыми она так или иначе сталкивалась, отец учил её упорству и гордости. Старый наставник считал, что главная проблема Хелы в ей своеволии, в её непокорности, отсутствии послушания, которым слыли все без исключения его ученики, которые оканчивали обучение. Желая выбить из строптивой девчонки всё её высокомерие, которое так раздражало его, он прибегал к жестким мерам наказания, а она молчала. И только гордо вздёрнутый подбородок и прямая спина говорили о её непослушании больше, чем все извинения, которыми она осыпала его, как учитель и просил.
[indent] — Вильхельм, значит, — хмыкает чародейка, совершенно не смущенная своей грубостью, меняя тактику. Теперь то она понимает, что перед ней не просто лианфирский чародей, но ещё и без малого северный принц, второй, после принцессы Ингейды в престолонаследии. Тот самый, что является старшим братом Болдера и по совместительству её бывшим учителем.
[indent] Хела ещё сильнее выпрямляет спину, совершенно не показывая виду, что понимание немного, но её ошарашило. К самому Вильхельму она не испытывала никакой неприязни когда-то, более того, он был приятен как человек, а это уже достаточно по меркам Хейлсинд Эберхард, но пару минут назад, когда он был для неё незнакомцем, он вызывал у неё раздражение и очень сильное и оно пока не улеглось внутри неё достаточно, чтобы она могла пойти на попятную.
[indent] — А я Хейлсинд, — произносит она с вызовом, решив играть свою роль и дальше, пока тот сам не признается в том факте, кто он на самом деле. — Теперь мы можем закончить нашу беседу, а я вернусь к чтению этой невероятно интересной книги которую вы так расхваливали? — Хела слегка откидывается назад, разглядывая чародея чуть пристальнее, чем делала это раньше. Ну да, совершенно очевидно, что есть некоторое семейное сходство, которое ускользнуло от неё ранее и которое стало заметно, когда он поняла, куда именно следует смотреть.

[indent] — Ты не знаешь, где твой брат? — Голос матушки звучит певуче и спокойно, вопрос задан обыденно и как бы между прочим. И лишь долгие годы совместной жизни и житейских ситуаций научили домашних различать тонкую грань интонаций, скрываемых истинной леди слишком ловко, чтобы быть очевидными с первого и даже со второго раза.
[indent] Лайна поднимает взгляд от сливочного бламанже, беспокойно вздрогнувшего на поданной прислугой тарелке, и встречается глазами с матушкой, смотрящей внимательно и безотрывно на дочь поверх плавного фарфорового изгиба чашки, пока выцеживала со дна последний глоток послеобеденного чая. Как Марселин умело сглаживает свои эмоции и истинные мысли на нежном круглом лице, точно так же у самого младшего ее дитя не получается скрыть и толику информации, откровенно читаемую в честных глазах цвета майской лазури, сломанной линии бровей или же еще по-детски пухлых губ. В тишине комнаты с высокими сводами слишком громко и отчетливо хлопнул о каменный пол каблук упавшей с ноги маленькой леди туфельки, которую она до этого мечтательно раскачивала в воздухе под столом, предаваясь сладостным (но не настолько, как двойной десерт) мечтам. Румянец заливает упругие щеки Элайны — маменька не одобряет таких фривольностей, как хорошо, что кроме них здесь больше никого нет! Отец отправился на какую-то слишком важную встречу, чтобы пренебречь домашней трапезой в кругу семьи, старшие братья вслед за ним увязли в своих делах, все чаще не являясь домой на общие обеды и ужины (матушка цокает языком и грустно качает головой, ее слепо любящее родительское сердце никак не может смириться с тем фактом, что взрослые лорды больше не нуждаются в ее опеке и ласковой руке). А вот младшего из братьев, золотоволосого Леона, которому достается больше свободы, чем наследнику-баронету, и меньше присмотра, чем единственной сестре, нигде нет. Впрочем, новость ли это?
[indent] Эла вздыхает. Пряча взгляд за опущенными ресницами, она натыкает на крайний зубчик десертной вилки иссиня-фиолетовую ягоду ежевики, голос шелестит:
[indent] — Я не знаю, матушка, — но обе сами себя обманывают в этом неведении. Повадки младшего лорда и его выходки известны в этом доме всем, но по негласной традиции никто не озвучивал их вслух. Как-то раз Элайна случайно услышала разговор барона и баронессы, чему виной была плохо закрытая дверь рабочего кабинета Бенуа и придавленный возмущением громкий шепот Марселин, оправдывающий вседозволенность Леона его юношеством, требующим хорошенько выветрить всю дурость, чтобы в свой срок стать серьезным мужем. Приняв это за непреложную истину, девица Сорель вмести со всеми прощала баловство брата и смиренна ждала часа икс. Но он все не наступал и не приходил, совсем как загулявший Леон, зачарованный громкими гуляньями с друзьями и пестрыми дамскими юбками. Лайна снова вздохнула и вправила голую ступню в упавшую туфлю.
[indent] Мадам Сорель благоразумно перевела тему: в Гвиллин приехало семейство Гарнье, хорошо бы Элайне завести доброе знакомство с их дочерью, Элизой, тогда, быть может, и ее отец не будет так принципиален относительно всяческих слухов, распускаемых в людской среди слуг. Девушка ерзает на стуле и с угасающим интересом смотрит на свой десерт — матушка опять все решила за нее, когда и с кем дружить. Конечно, у дочери барона совсем нет подруг, ей хватает братьев и книг, но разве нужно что-то еще? Как сложно быть правильной леди!
[indent] Что-то пробормотав в ответ — кажется, очередное согласие, чтобы Марселин ослабила свой напор, — Эла выскальзывает из-за стола и, будучи окрыленной улученным часом свободы, отправляется в сад, к своему любимому потаенному месту у дикого пруда. Там в обществе поющих в камышах лягушек и шелестящих на исходе дня цикад, она сделала несколько зарисовок пейзажа и попыталась дорисовать портрет дядюшки Филиппа по памяти, начатый на торжествах двухнедельной давности в честь шестнадцатилетия Лайны. Заложив карманный блокнот свежесорванной веточкой мелиссы, маленькая леди сделала несколько неспешных кругов вокруг розовых кустов, полюбовалась на облака, воспламенившиеся над горизонтом, а после направилась в дом, чувствуя себя счастливой и смиренной.
[indent] Настроение выдалось слишком воодушевленным, чтобы начать мурлыкать себе под нос недавно выученную сонетку, наложенную на импровизированную музыку. Элайна развязала бант на шее у бархатного чокера, спрятала его в шкатулку, нагнулась и вдохнула запах уже начинающих увядать полевых цветов в вазочке на подоконнике, выглянула в окно, выискивая первые звезды на синеющем небосводе, и… Кто-то постучал в дверь.
[indent] Леон и какая-то растерянная барышня. Вопросительно вскинув брови, Лайна перехватывает смущенную улыбку брата и в очередной раз вздыхает, так трагично и невольно подражая маменькиным повадкам.
[indent] — Видимо, знакома, — наблюдая за вторжением в свои личные покои, леди Сорель без долгих объяснений понимает, что происходит и какая роль ей отведена в этом небольшом импровизированном домашнем спектакле. Услышав маменькины шаги, Эла испуганно округлила глаза, дрогнувшей рукой выудила из потайного кармана в складках своего платья тот самый блокнот с художественными зарисовками и в последний момент сунула его в руки Элизы. 
[indent] — Матушка..? А мы с Элизой показывали Леону сделанные в саду пейзажи… Леди Гарнье чудно как хорошо владеет тенями, ты только посмотри, — немного резковатым жестом собственника забрав обратно книжицу у незваной гостьи и сверкнув на брата недовольным взглядом, маленькая Сорель оказалась рядом с Марселин и раскрыла страницу с мелиссой, для пущего эффекта ткнув туда пальцем.
[indent] — Так вы знакомы с леди Элизой? — Осторожная недоверчивость проступает в тоне матери.
[indent] Лайна пытается совладать со своим лицом, чтобы озвучить как можно более честное «да, матушка, ты же сама мне советовала» — Элайна послушная дочь, порой даже слишком. Рукой же, заведенной за спину, подает безмолвные сигналы, сжимая и разжимая ладонь, — «святая Кель, Леон, не молчи и помогай!»

[indent] — Это плохо, это очень-очень плохо, — еле слышно бормочет про себя Эйнар, оглядываясь по сторонам. В темной чаще леса разглядеть надвигающуюся темную — возможно, но окуллы куда умнее, чем среднестатистическая темная душа, оттого новоиспеченный страж изрядно напрягается. Медленно шагая по чуть влажной от недавнего дождя траве, он всматривается в туман раннего утра, пытаясь отличить человеческий силуэт, что так присущ данным мерзким созданиям. Шаг, еще один, мужчина старается не делать резких, громких движений, держа свой простенький кинжал стража наготове. Шелест травы под ногами практически не слышен — он растворяется в какофонии звуков дикой природы: звонкого пения местных птиц, шелеста листвы под силой ощутимого холодного ветра, далекого воя диких животных. По звуку сейчас Берггрен не сможет отличить темную душу — окуллы достаточно тихи, бесшумны, словно обычные тени. И все же страж надеется, что удача будет на его стороне.

[indent] Говорила мне Морриган, поехали со мной в столицу. Вот же болван, — Эйнар ругает свою опрометчивость в мыслях, стараясь оставаться максимально сосредоточенным. Он уже уничтожал темных в одиночку, без наставницы, но то были куда более простые в уничтожении души. Сейчас же он один, сам по себе, и в практически смертельной опасности. Образы длинных, ядовитых когтей темной то и дело всплывают яркими картинками в мыслях новоиспеченного стража, заставляя ледяные мурашки бегать по спине. Лес вокруг покрывает утренний туман — сквозь высокие ветви деревьев совсем немного, лишь призрачно начинают виднеться первые солнечные лучи; лишь их наметки, но уже вселяющие надежду.

[indent] Первое движение Берггрен замечает краем глаза — темная душа притаилась за двумя крупными деревьями, готовая к нападению. Буквально считанные мгновения отделили стража от попадания в его глаз длинных когтей — резкое движение в сторону позволило увернуться, оставив темную еще более озлобленной, чем раньше. Эйнар не ожидал, что душа будет настолько крупной; выпрямившись во весь рост, она оказалась на голову выше мужчины. Перекошенное подобие лица, длинные когти и тяжелый хрип — она готовилась к новому нападению, тогда как страж берет более удобно рукоять своего кинжала и принимает оборонительную позицию. Движения окулла быстрые, рванные, проворные; Эйнару только и удается, что уворачиваться, причем с каждым разом все медленнее. Он чувствует себя неуклюжим медведем в лавке ценностей, неповоротливым и крупным.

[indent] Резкая боль пронзает его тело как раз в тот момент, когда уже обессиленный и уставший страж находит слабое место души — кинжал пронзает ее, но темная не остается в долгу и напоследок оставляет две глубокие раны чуть ниже правых ребер. Резкая тишина утреннего леса прерывается бешенным ритмичным стуком сердца в голове стража; он слышит, как оно отдает рваные удары, раз за разом сбиваясь с установленного ритма все сильнее. Берггрен пока не понимает, насколько плохо его состояние — отняв руку от раны, он видит алые подтеки крови, уже впитавшиеся в манжеты его светлого потрепанного кафтана. Он знает, что в когтях окулла смертельно опасный яд. Он знает, что если не дать противоядие, то умрет он в течение часа.

[indent] Он старается идти медленно, чтобы и без того сильное сердцебиение не разнесло яд по всему телу, обдумывая уже чуть затуманенным разумом, где же искать помощь. Лесная глушь Медвежьего бора не располагала к активному заселению местными деревенскими жителями, а до ближайшего ему известному поселения идти, по меньшей мере, часа два с половиной. Пусть мнимая надежда на чудо и вела его все глубже в лес, понимание безысходности его положения ледяной водой окатывает его раз за разом, пытаясь заставить его остановиться и опустить руки. И тут, словно в старинной истории, на опушке бора Эйнар видит небольшой дом.

[indent] Сначала мужчина было думает, что мозг играет с ним злую шутку — не привиделся ли ему этот дом, ни галлюцинация ли это? Но вот он медленно подходит ближе, хватаясь его шершавый угол, и облокачивается, пытаясь удержаться на ногах. Берггрен уже потерял достаточно крови и чувствует, что сознание все больше затуманивается, а силы практически окончательно его покидают. Хватает ему оставшихся сил еще на парочку шагов до двери хижины — Эйнар собирает всю силу в кулак и несколько раз громко стучит. Когда дверь открывается, остатками сознания он выхватывает миловидные черты лица хозяйки дома — ее испуганный взгляд светлых глаз заставляет нордхеймца ухмыльнуться. Совсем как у сестры, — мелькает мысль, когда он вспоминает взгляд сестры. Девушка так сильно на нее похожа.

[indent] — Не бойся, Лотте, — хрипит Эйнар, прежде чем, наконец, его тело окончательно теряет остатки сил. Он падает в руки прекрасной незнакомки, и весь окружающий мир быстро растворится в темноте его собственного сознания.

жизнь после возвращения из путешествия, казалось, стала спокойнее. будто бушующий океан превратился по взмаху руки в тихое озеро. и дело не в том, что дел стало меньше, и не в том, что планов на будущее не стало. мир просто оказался таким огромным, что нетану в сравнении была крошечной каплей. и все же - его по праву. уже в обратной дороге он заключал новые сделки, расширял винодельню, и каждый день рисовал то, что станет его жемчужиной. стеклянные стены и крыша, витражные окна в паре залов, плитка из лучших материалов и сотни растений, которые он вез домой. этот проект увлек его, как ничто ранее. и с каждым месяцем его рисунки находили все больше места в реальном мире. каждый валун, каждый выкованный причудливый узор, каждая дверная ручка - бела знал свой сад от и до. знал каждого, кто над ним работал. знал где находится каждое растение, каждый цветок, пусть и самый маленький. он возвращался в замок вымокший и уставший, но счастливый. он улыбался и гордился собой. и на балу в честь открытия ботанического сада мадьяр сиял. благодарил работников, кланялся тем, кто помог добиться такого чуда. годы упорного труда привели его в бальную залу наполненную самыми обычными жителями вилайства. во всяком случае, обычными их считал его отец. торговцы, строители, стекольных дел мастера и садовники. их семьи, их дети. первое мероприятие в этом месте было посвящено тем, кто делает нетану такой прекрасной.

хотел он того или нет, но сразу после возникла необходимость собрать под той же крышей знать и верхушку общества. приглашения разлетелись по всей агре, а часть пересекла и ее границы. весь мир должен знать о дружеском сопернике силькеборгских теплиц и он обязан этого добиться. несколько месяцев спустя у входа в замок собрались самые вычурные кареты, а в бальном зале стоял гул влиятельных людей, и шепот заключений сделок. для белы это стало концом очень длинного путешествия и крайне сложной работы. он наконец расслабился, пританцовывая приветствовал гостей, подливал некоторым вино и слушал слухи, долетевшие сквозь музыку. один из них повторялся снова и снова. в разных концах зала знатные дамы и их мужья шептались об одном и том же. все, как один, в эйсгардских нарядах, судачили о сбежавшей невесте и любопытство мадьяра росло с каждой минутой. росло, пока мимо не промелькнула будто тень девушка с самыми изящными волнами в волосах.

[i]"my lady, - he said with a worm smile - how are you enjoying this evening?"

всего пара слов и один неловкий комплимент в начале беседы, и они без остановки улыбаются, рассказывая о своих планах. всего пара недоверчивых реплик с ее стороны и белу уже не волновал этот бал. он достиг своей цели и увидел новую. мадьяру казалось, что все знатные мужья и леди испарились из бальной залы, а музыка играла только для них. колкие замечания, острые шутки, неловкость белы, будто он снова подросток, и румянец на ее щеках. многие годы прошли с тех пор, как он чувствовал себя так, как в этот вечер.

they moved to the middle of the ball room and duke took her by her hand and put his other hand on her waist. to the sounds of the violin they circled in dance. at that moment, only they existed - duke magyar and lady arenberg. without looking up from each other's eyes, they did not notice how the eyes of the entire upper class were directed at them.

в небе уже сияла луна и тысячи звезд, но мадьяру было не до них. он смотрел на девушку, которую повстречал несколько часов назад и не мог отделаться от ощущения, что это что-то да значит. корнелия иногда говорила о том, что все предначертано судьбой. так это или нет бела не знал, да и знать особо не хотел. в его губ несколько раз срывается самое спонтанное предложение. каждый раз произнося его он убеждался в том, что это не кажется странным. уже вдали от бала и толпы и знатных сплетниц его интересовала только ее жизнь и ее свобода от того, из-за чего молодая девушка решается покинуть родные земли.

"so you do not care which option I choose?"
"I don't. I want you to choose what you want for your life."

в конце концов их беседу прервал прохладный ветер и один из лакеев. бал официально завершился, гости стали разъезжаться или удалялись в свободные спальни замка. еще немного. они условились, а скорее бела настоял на экскурсии по самым не туристическим местам нетану. он хотел показать ей жизнь, которую знал сам. показать агру, какой ее видели только жители страны. шумную, яркую, полную тайн и секретов, но наполненную самыми свободными и открытыми людьми в кельморе. мадьяр сопроводил леди аренберг к ее карете и улыбаясь удалился в свои покои. он не спал так крепко и так спокойно многие месяцы. и не просыпался с улыбкой на лице еще дольше. выждав несколько утренних часов за быстрым завтраком и парой-тройкой дел, мадьяр снарядил карету и вскоре был у временной резиденции его новой знакомой.

легкий поклон. широкая улыбка.

- миледи.

Ей было легко и просто вспомнить черты его лица, утренние привычки, потрёпанные обложки любимых стихотворных сборников, в каких выражениях он читал каждый. Сабина никогда ничего не забывала — моменты жизни ясно и чётко отпечатывались в её памяти в мельчайших деталях. Это помогало в учёбе — на грозные увесистые талмуды она тратила часы вместо дней, в отличие от прочих юных чародеев, но, как дело доходило до бывших любовников, талант оборачивался против хозяйки. Сабина часто слышала поговорки о том, что время лечит и стирает образы, успевшие стать родными. Спустя год ты забываешь их голоса, цвет глаз, походку, а через пять лет они маячат размытым фантомом, съеденным небом мороком. В таком изъяне ума была своя особая прелесть, недоступная ей. Сабина могла без заминки перечислить в точной последовательности блюда, что Роланд заказывал на обед в портовом кабаке Дамани, или как Зейн, бахвалясь и игриво покачивая шамширом, подначивал эйсгартского друга на дуэль. Но забыть не могла. Пески времени оказались к ней беспощадны.

На лбу у Роланда появилось больше морщин. Тогда, давно, Сабина познакомилась с жаждущим подвигов молодым рыцарем, а теперь на неё избегал смотреть страж — внимательный и напряжённый, готовый встретить опасность за кустом дёрена у поворота. Он не стал здороваться, и Сабина сочла это допустимым. Ничто не обязывало его отнестись к ней с теплом — или же с добрым расположением.

И всё-таки жизнь столкнула их вновь у нетанунского леса.

— О чём говорит господин Монтанье? — требовательным тоном обратилась Сабина к господину Жальдошу. Палантин, скупо расшитый простым морским узором, покоился на плечах. — Вы солгали?

Господин Жальдош выгнул правую бровь, затем — левую, а после насупился. Слова чародейки его задели.

— Что за вздор, госпожа! Какая цветастая чушь, вопиющие обвинения. Вы оба были приглашены нашей гостеприимной Деревней, — и он демонстративно развёл руками, описывая круг, — помочь нам справиться с горестными злосчастиями. А именно — лесной скотиной и бляд... гнусными ворами. О, Рональд, вы даже не подозреваете, с чем мы столкнулись! Помяните слова старого стеклодела — без чародеев здесь не обойтись. А мы, несчастные жертвы, вдвойне тратимся... Последние гроши отдаём за спокойный сон...

Господин Жальдош выудил из-за пазухи мятый платок и промокнул блестящий от пота лоб. Сабина переминалась с ноги на ногу. Всё это решительно ей не нравилось. Она приехала сюда по приглашению старых друзей отца, корабелов Бекешей, обеспечить безопасность вальдгласу и хрусталю за приличную плату. В походной сумке покоились ждущие своего часа чертежи для ловушек, которые ей уже не терпелось опробовать. Речи о капкане для тёмных душ в письме не было. Господин Жальдош словно прочёл её мысли.

— И я вам писал, — беззлобно, но весьма настойчиво нажал он, — что вас будет ожидать один нюанс, сущий пустяк — проблемка, с которой без вас нам ну никак не справиться.

Сабина могла процитировать ту приписку по памяти. Господин Жальдош не врал. В ней он действительно в пространных и затейливых фразах упоминал некое препятствие, которое, быть может, пробудит интерес в госпоже. Что-то в его голосе настораживало — в таких тонах к Сабине обращался наставник, когда задавал особенно хитроумную загадку.

— Ну же, — господин Жальдош хлопнул в ладоши. — Наш почётный гость прав! Хватит попусту оставлять муравьиные следы. Вам надо поговорить с Вилмошем... он видел всего поболе. Его мать, должно быть, поставила кофейник. Игбоорский кофе с бычьей кровью! Есть ли лакомство лучше для бесед? Но, — господин Жальдош перешёл на шёпот, — не будьте строги с Вилмошем. Малёк чего только не натерпелся. Такая тяжесть на сердце. В путь!

Справиться его с напором возможным не представлялось. К стоявшему у колодца дома господин Жальдош зашагал бодро, насвистывая известную маруанскую народную песенку — что-то о моряках, русалках, пучине и несчастной любви. Хабаш страшно любил бормотать этот незатейливый мотив под нос. Плащ волочился по мокрой от росы траве, везде попадались коряги и недозрелые жёлуди. Неприлично было вот так вот идти и молчать, поэтому Сабина спешно вспомнила все материнские советы о ведении светских бесед.

— Ты постарел, — обратилась она к Роланду.

Впрочем, они все старели.

[indent] Агра была такой же, какой он помнил ее с детства. Агра больше не была такой же, какой он помнил ее. Гильерме не понимал, где проходит эта грань между воспоминаниями, ожиданиями и явью. Солнце все так же ярко слепит в глаза и оставляет жаркие поцелуи на щеках, громкий и пестрый южный базар живет своей жизнью, вести с северных земель долетают до сюда с ветром только слухами, словами и перешепотом.
[indent]  Как и другие, златоокий слышит вести о войне Нордхейма и Эйсгарта, лишь украдкой бросает взгляд на Гретхен — ему безразлично, ее же реакция должна быть иной. Едва ли у него есть право удерживать чародейку рядом с собой, но если бы она решила вернуться с первым же кораблем, то почувствовал бы себя одиноко. Возвращение домой спустя столько десятилетий было важным для Гиля, ему хотелось делиться этим хотя бы с кем-то. Его глаз горел, внутри трепетало, как у предвкушающего любимую сладость ребенка, хотелось показать Гретхен все, что когда-то было частью его детства.
[indent]  В один из вечеров он позволил себе сесть за игральный стол, и боги были благосклонны — тяжелые монеты упали в поясной мешок, но тяготили его не так долго. Желая предстать перед своими соотечественниками в выгодном свете, де Борха ведется на ткань цвета шафрана и покупает новый костюм на агрский манер. Кошель снова пуст, но мужчина путает растопыренную пятерню в кудрявых волосах и беспечно пожимает плечами. Что легко приходит, точно так же и уходит. Банкирский сын разучился держаться за вещи, ведь смерти все равно какое у тебя имущество за плечами. Если есть возможность — бери, трать, приобретай, живи!
[indent]  Но людской шепот упоминает не только войну двух новоиспеченных королей. Даже перебирая и вертя в руках безделушки на базаре, острый охотничий слух ловит упоминание о напастях самой Агры. Чуть наклоненная в сторону голова, сверкнувшая жемчужная серьга, задевшая высокий воротник, вздох ветра, донесший четкий голос — и Гильерме узнает, что в его родных землях активны собумы. Не самая приятная тварь, с которыми приходится работать сильдам. Хотя… есть ли в их работе что-то приятное?
[indent]  Очарование шумного Ин-Аменаса отходит на второй план. Де Борха больше не торгуется за пару яблок с торговкой, а будто бы невзначай расспрашивает в таверне о происшествиях, соизмеряет услышанное, задумчиво касается пальцами навершия камы, закрепленной за поясом. Гиль хочет посоветоваться с Гретхен, стоит ли впутываться в новую авантюру. Как сильду — само собой. Но ему ранее лично не доводилось иметь дело с собумами, лишь в книгах и рассказах наставницы. Ошибки и самонадеянность могут дорого стоить. Опять же боги решают за него — в срочном порядке собирается Совет, куда помимо всего прочего зовут и златооких, до кого рука дотянулась. Рука же Гильерме тянется до Гретхен, которую он берет с собой.
[indent]  Переступая через порог зала, весь осторожен и напряжен, как натянутая струна домры. Держится в стороне от остальных, чувствуя себя не очень уютно в обществе высоких чинов. Темным взглядом оглядывается вокруг, чуть склоняет голову в молчаливом приветственном жесте, когда встречается глазами с Гретой, кивает Аалии, щурится на джалесарского советника, не понимая и не принимая его позицию. Есть большое желание вмешаться и на равных вступить в спор, но приходится сдерживаться — не такой уж и плохой из него охотник на монстров, да не той величины и опыта.
[indent]  Легкая рябь первой прошла по воде в стакане, который стоял перед сильдом. Его пальцы, перестукивающие веером по столу, замерли в воздухе, а взгляд застыл. Дрожь нарастала и уже передавалась всему. Гильерме вскочил со своего места, не глядя рукой оттеснив Гретхен к стене, а сам выглянул в окно. Город готовился к празднику, но едва ли происходящее было частью торжества.
[indent]  Он оборачивается к собравшимся, слыша громкие звуки и понимая, что самые важные события происходят в зале, в котором так много народу. Он не спускает глаз с ближайшей к нему твари, рука сама тянется к кинжалу, достает его и держит иглистым лезвием вниз, готовая в любой момент для размаха и удара.
[indent]  — Гретхен? — ему некогда искать ее взглядом, но нужно удостовериться, что она рядом.

♫ Lana Del Rey ● Summertime Sadness
i don my red surcoat tonight
dancing in the dark in the pale moonlight
how my heart’s afire! i feel it everywhere     
naught can daunt me anymore 
oh, by Kel! i feel it in the air
‘tis but summertide       
summertide sorrow... 

[indent] Массивный деревянный гриф ложится в ладонь ласково, словно лебёдушка, покорно склонившая свою длинную нежную шейку.
[indent] О чем ты споёшь мне сегодня, милая лютня?
[indent] О любви иль о разлуке?
[indent] О воинской доблести на окровавленных полях сражений или о вечерней зарнице над нивой зардевшейся алым закатным цветом ржи?
[indent] Быть может, о прекраснейшей из дев, задремавшей в алькове, и юном паже с лукавой улыбкой? Он украдет сонный румянец с лица принцессы и спрячет в медной шкатулке. Безлунной ночью отнесет он шкатулку к берегу жемчужного моря и выменяет у русалки на три золотых стрелы. Одной пронзит сердце обманутой им ундины, второй - голову старого короля, а третьей...
[indent] Лютня отзывается на каждое прикосновение барда, как хорошо знакомая возлюбленная. Пальцы умело перебирают парные струны. Оставляют нежные щепки́, и те трепещут, нараспев изливаясь хором мягких голосов. Кокетливо трепещут и длинные ресницы очаровательных дев. Воздушные полы их платьев волнуются в тон заискивающей флейты и шелестят, походя на порывистые взмахи крыльев пойманных в сети голубок. Умелые и не очень птицеловы ведут в танце, довольствуясь чинными прикосновениями рук и взглядов в искусном кружеве танцевальных фигур. Кому-то сегодня подарят первый смущенный румянец. Кто-то обязательно захочет его украсть. А кому-то покажется мало одной лишь застенчивой улыбки. Рано или поздно музыка стихнет, и птичка упорхнет, словно ее и не было. Останется лишь гадать, чье сердце на самом деле вероломно изловили?
[indent] Чье-то же похищено давным-давно. Взгляд позабывшегося в своей песне-сказке Люциана, блуждающий по лицам танцующих, задержится на принце и его супруге. Став на короткий миг свидетелем блеска глаз и тепла улыбок, которые Кайрон и Майрин дарят друг другу, Борегар почувствует смущение и трепет, словно только что он подслушал чей-то сокровенный разговор. Стремящийся к неподдельным чувствам и искренним эмоциям бард затянет последний куплет с новой силой.
[indent] Несколько минут его лиричной баллады помогут тревожной душе позабыть о причине бессонных ночей или же пролить по холодным щекам горячие слезы горестных воспоминаний. Глупая его песенка рассмешит сурового рыцаря, а высокопарная ода растопит искушенное себялюбивое сердце.
[indent] Это ли не магия, которой одарил нас плутоватый Кечуал? Зачем музыке источники силы, когда она сама её вдохновенное воплощение?
[indent] Она неприхотлива, но словоохотлива. Не требовательна, но жадная до внимания. Она любит отдавать, не требуя ничего взамен. Но ты ничего не получишь от нее, если не отдашь всего себя полностью. О, великая Кель! - душа хочет петь, видя то, как ты рождаешь новую жизнь. О, всемогущая Мора! - пусть же птицы споют по мне свою траурную трель, кружась над могилой.
[indent] Память барда избирательна. Люциан помнил сотни песен, но затягивая очередную из них на дворцовых подмостках перед своей высокородной публикой почти забывал, как когда-то именно Эйсгарт порвал десятки струн из его сердечных жил.
[indent] Мелодия эхом разносится под высокими каменными сводами, и на короткий миг становится почти неважно, какие разговоры ведутся в кулуарах дворцовых стен, как и то, зачем на самом деле Люциан прибыл ко двору.
[indent] Он завершит песню с надрывом, и звон затихающей струны унесется ввысь маленькой ласточкой. Когда будет выдержана драматичная пауза, Борегар одарит зал низким поклоном покорного слуги, учтивым и благодарным - других музыкантов. Самого себя он проводит со сцены широкой улыбкой от того, как наполнившая тело одухотворенность покалывает огрубевшие от постоянной игры на лютне подушечки пальцев. Одухотворенность, которую без ложной скромности может испытывать только один из лучших бардов, когда-либо звучавших в срединных землях, даже если сами земли об этом не догадываются.

[indent] - Миледи, - в поисках бокала вина, дабы просушить уставшее горло, Люциан встретит Майрин. Бард поклонится ей с искренним благодушием. Не смотря на большой опыт мытарств в прошлом, Борегару, если подумать, не так часто приходилось скрывать свое происхождение. Во дворце же следовало постоянно быть настороже. И компания посвященного человека позволяла немного разделить это весьма щепетильное бремя.
[indent] - Смею заметить, его высочество прекрасно танцует, - терпкое вино приятно щиплет язык. На таких мероприятиях без вина, как и музыки, не обойтись. Еще один прекрасный инструмент раскрепощения, за счет которого Люциан надеялся стать сегодня свидетелем нескольких интересных и возможно полезных бесед. Вино, как и музыка, может развязать язык даже особенно неразговорчивым. Правда сам Люциан таким недугом никогда не страдал.
[indent] -  Кажется, до сих пор меня неплохо принимают. Хотя, признаться, я переживал, что местные музыкальные вкусы не готовы к экспериментам. Давно пора разбавить дворцовый репертуар свежим звучанием... Не поймите меня превратно, но все эти прославления королей и принцев, религиозные песнопения - о, святые! Это же ужасно скучно!

— вы не взяли с собой служанку, миледи?

золотой венец кос хозяйки одейрковской крепости искрится спелой пшеницей под безликим мартовским солнцем. ирса фон хейденстам сходит к ней заплутавшей в лесах ундиной, очарованной и пленённой. место ирсы фон хейденстам — на изжелтевших страницах, под затейливым инициалом у рубрик, в пурпуре и лазури чернил — не здесь, у частокола ворот, по левую от барона руку. астрид может нарисовать её ускользающий образ в трепете свечей рингенвальдского замка — рассыпающей в жемчуг смех, плывущей по тонкой струне лангспила. видит в красных волнах на шпалерах — белую даму в вуали печали. ирса фон хейденстам не даёт ни единого повода усомниться в радушии принимать дорогих гостей и тянется к астрид — поцелуи цветут на щеках изморозью.

барону фон хейденстаму астрид протягивает руку. жёсткая хватка дорогого дяди длится дольше, чем, может, диктуют приличия. кто посмеет оспорить его законную волю?

— если госпожа захочет, черсти поедет с ней, — мужественно объявляет служанка, заканчивая собирать астрид в путешествие. — на край света поеду, к морю сна, — и молчит, обкусывая пересохшие губы. — даже в замок алого барона поеду.

пока черсти завязывает сумы, руки у неё трясутся. астрид не может черсти винить — кто сам в здравом уме решится отправиться в недоброе место, где славных мужчин уводят в болота хульдры, а в залах царствует армия умерщвлённых зверей? где тёмная душа старого барона разводит костры у полей, выдвигаясь на поиски теней? черсти, конечно, не нужно с ней поезжать, убеждает астрид служанку, для неё там не будет ни работы, ни места. выдыхает черсти слишком уж шумно, слёзы с горох вытирать отказывается — как отпустить госпожу к злым людям?

— я ведь еду провожать братьев и отца, — баюкает её астрид, — черсти, не убивайтесь вы так. я же чародейка.

ирса послушно молчит, пока барон одейрка приветствует племянницу в волчьих мехах. астрид не отводит взгляда, забывает, как немеет рука. ни одно плетение не ослабит хватку барона фон хейденстама, пока он сам того не решит.

ирса подхватывает её, пока пышущий юностью мальчик уводит коня. сердце астрид сдавливает железный обруч, ему-то куда, ребёнку? плескаться в студёных озёрах и лакомиться парным молоком, а не...

— не переживайте нисколечко, мы выделим вам девицу. в наши дни хороших слуг не найти — в том году кухарка повадилась таскать серебро. когда прознал йорген... — по лицу ирсы тянут стебли лилий. астрид не нужно уточнять, что мог решить дядя. — дурно вспоминать былое! я так жду приезда вашей сестры! ах, мне о стольком хочется расспросить прелестную эльзу... говорят, ваш брат, милая сноха, левой рукой может уложить пятерых воинов!

речь ирсы журчит горным ручьём, и астрид с радостью ныряет в реку. внутри замка, наедине, ирса фон хейденстам расцветает и сбрасывает тоску — отсылает слуг, подзывает слуг, расставляет винные кубки, расстилает скатерть под пышный пирог из абрикосов. в обмотанном мраком угле таится медведь, и его печальный взгляд сковывает разум.

— я привезла вам подарок, — робко вспоминает астрид, пока ирса отчитывает неряшливого слугу. хозяйку охватывает такая радость, что астрид становится неловко. карликовую книжку с альстадскими балладами ирса мужественно принимает и с участливо-вежливым интересом рассматривает картинки. астрид рассыпается в извинениях — здесь столько историй о любви, пронизанной нежным шёлком, что, может, скромный подарок сможет развлечь вечера баронессы. расшитый нитью серебра и маруанским речным жемчугом пояс пробуждает в ирсе восторг, и пустая гостиная наполняется счастливым хохотом. ирса бросается примерять обновку. астрид неторопливо зашнуровывает завязки и решается на мнимый вопрос:

— дядя, кажется, очень доволен.

по окнам трещит не сошедший иней. за ставнями можно разглядеть внутренний двор — одейрк начинает напоминать хальбе. ворот не закрывают — каждый час прибывают воины, каждый час въезжают нагруженные телеги. серый мшистый камень не может защитить их от стука колёс, молотов и кузнецкого пара. одейрк бурлит чугунным котлом, и буря нарастает внутри астрид. скоро ли прибудут братья? что задержало их на пути? что, если...

— а, мужчины, — отмахивается ирса от тревог как от назойливых болотных мошек. — что нужно для счастья? вынуть меч, помахать кулаками, опустошить погреб и завалиться храпеть. нам, к счастью, не понять такого.

***

милосердное благородство ирсы окутывает астрид теплотой мёда с клюквой. не хватает эльзы; от астрид мало толку в разборах колец и платьев. эльза — лучший компаньон для громких сплетен и смотровых башен, откуда так хорошо наблюдать за приготовлениями к... ирса с небывалой добротой замечает усталость и, хитро прищурившись, открыто выдумывает не терпящие отлагательств дела. разрешает наведаться в библиотеку.

жизнь бурлит за пределами стен, но среди шкафов библиотеки астрид встречают гул тишины и ледянящий кости холод. крепость одейрка, наконец, встречает родную кровь как положено. жирный слой пыли на корешках, дурманящая сырость и паучье королевство кружев стягивают узел ностальгии в груди. она слышит звучный голос дедушки, чувствует, какое мягкое тепло источает его рука на плече. и обмануться не может — ничем пустоту не заполнить.

— вот это, может, тоже вам придётся по вкусу, — отрывается от стула астрид со скрипом двери. сердечная ирса! как пролетело время. уже пора спускаться к обеду? солнце ещё водит хоровод над флюгерами. но эта-то баллада точно приладится к сердцу хозяйке. — мне грустно, грустно, я слёзы лью, я знаю горькую участь мою... я мост для тебя расширить готов, срублю хоть десять тысяч стволов — чтоб крепость придать его быкам, хоть десять тысяч вирсон...

волчьи меха не золотятся полями пшена. астрид откладывает книгу и встаёт за кресло — будто оно может стать преградой-мостом, и водяной никого не пропустит.

— простите мою грубость, дядя. я приняла вас за баронессу.

почему все вокруг заключают со мной союз, договор ли - военный, брачный
отчего ты берёшь за руку, глядишь на свет
и рука моя так прозрачна

[indent]

он берет её руку в свою – невесома, как мотылек, прозрачна, как лёд ( прикосновением его сухих губ – так же холодна ); на просвет перламутр её рук – призрачный рассветный луч, что ласкает его по щеке. кожа тонка в тех местах, где его пальцы прошлись как наждак – стирают с бледной ладони пыльцу от умерших цветов, замирают на полукружье кольца, надетого на неё, как клеймо. она подходит к нему, не боясь; от золотистых волос веет робкой весной: свободой, розами и свежей травой, чем-то, что ожило и поёт;
[indent] но в конце этой зимы – не может быть так легко.

ирса шепчет, касаясь его колючего сердца своим ноготком :: когда у нас будет астрид? я уже так скучаю по ней.

[indent] - ты скучаешь по всем и всегда.

[indent]  [indent] ( а скучаешь ли ты? )

тугие нити теней ложатся на девичью руку и душат всю нежность в крепких тисках - йорген сжимает в хватке запястье, и стеклянные кости хрустят. корочкой копоти уже затвердела смоляная кровь на костяшках его огрубевшей руки; когда-то он был готов драться с лучшими воинами за один лишь её поцелуй, когда-то – он так красиво всем ( и сам себе ) об этом солгал.

йорген не держит в себе ни угрозу, ни жалость - у него ( для неё ) ничего больше нет; наверное, он ( от неё ) просто очень устал. отпускает ладонь её в вольный полет и вдруг слышит, как ветер свистит в его полой груди.

как хорошо, что он скоро уйдет от неё на войну ;;

ирса отходит так плавно, словно кружится в танце – под музыку, которой в её темнице не слышно давно; притворяется, будто черная боль сходит с неё чешуёй. платье её шелестит, будто зелень дубовой листвы, и ветер, бродящий вдоль стен, вдруг теплеет, прижимаясь к её спине, согревает поникшую стать, а его – обдает холодком. йорген тихо наблюдает за ней :: как волны её длинных кудрей пляшут у неё на плечах, как выцветает здесь юная жизнь – и не верит, что зима уже прошла. под её тонкой кожей чахнет слепое румяное солнце, и этому не пройти без следа. в этом замке мрачно и сыро, в этом замке – не зажигают свечей; цветок навсегда умирает, если сокрыть его в темноте.

ирса смотрит йоргену прямо в глаза, и он замечает, как быстро зеленца её ясных глаз помутнела под снежным покровом его фальшивой любви,
[indent] как быстро – она для него умерла.

[indent] - астрид вот-вот привезут. веди себя с ней прилично, ты надоедлива. запомни: она здесь не для того, чтобы тебя развлекать.

( она не для тебя, ирса – она для меня. )

[indent]

солнце, стекая со спин коней, в реках идёт ко дну
если не будет войны по мне, я развяжу войну

[indent]

мёртвое солнце одейрка затянуто вуалью чернеющих туч, сизый туман густой поволокой стелется по земле. там, куда он ступает, уже зреет трава новорожденной весны, там, куда он придет – они посеют лишь пепел и гнев.

йорген бредет сквозь шумный людской поток, изредка отвечая на немые поклоны кивком головы. их сапоги вязнут в размытой дождями грязи, сбруя их верных коней индевеет в пасмурном свете бледного дня, и их глаза горят так, словно они в последний раз оказались в живых. встревоженные, хмельные от предвкушения битв, они гудят, как улей в огне, и их смех дрожит на ветру.
йорген цепляет прищуром войско, идёт взором по головам, пересчитывая всех обреченных их богом войны на геройство и смерть; знает :: они умрут за него и за их графа и короля, они не вернутся, не исполнив свой долг – это и есть его честь.

чародеи – отдельно от всех, там, где выше всего до глубокого неба высится воинский стяг; как голуби, они встряхивают плечами в тени пристройки, не решаясь ступить туда, где жидким золотом вдруг проливается солнечный свет. они возносят к йоргену руки, и, пожимая их, он чувствует, как магия мерно пульсирует в крепкой руке. они смотрят на него точно так же – словно его глаза так же черны, как её.

у былой баронессы, стоящей недвижимой тенью у парапета балкона – седой взгляд вдовы; разучившись кричать и выть от тоски, зализав старые раны и смирившись с сыновьей тяжелой рукой, мать научилась давать поручения духам своей темноты и шептать, как змея.

она рада, что он скоро уйдет от неё на войну ;;

[indent]

рушатся царства, ржавчина ест железо, время течёт сквозь горло ко дну часов
будет ещё однажды тебе полезным
сердце за дверью, запертой на засов

[indent]

холод роится в груди, обтачивая острые клинья его черных ребер своими клыками, и родовая язва вместо сердца протяжно скулит; он не был здесь слишком давно, слишком давно – не напоминал себе об отце. дверь библиотеки - впервые за вечность - раскрыта, и йорген знает, что там его ждет :: чужие призраки, чужие герои, чужие легенды, чужие сны.
[indent] песни, которых о нём не поют.

( мне грустно, грустно, я слёзы лью, я знаю горькую участь мою... )

он упирается в стену плечом, шипы кусают ладонь, как игла – голубая силькеборгская роза в его руке лежит хуже, чем омытый кровью клинок ( но всё же – лежит ).
он слушает, как разливается голос астрид, смывая всё, что оказалось обречено. песнь гонит прочь вороньё, что гнездилось и клевало его изнутри, и йорген чувствует, как неестественен этот излом – губы улыбаются ей, а он думал, что давно забыл как.

[indent] - нет-нет, продолжай.

глухая просьба едва стирает улыбку, шелестит в тишине. он подходит чуть ближе, не огибая стол, и опускает розу на самую большую из раскрытых книг - маленький дар, подношение, которое мог бы принять любой бог, но не она.

[indent] - подарок от ирсы. ей понравилось то, что ты привезла для неё, - йорген садится на ближайший к двери стул, преграждая ей путь, сжимает пальцы рук в крепкий замок, как в кулак. – сегодня она больше нас не потревожит.

он чует, как неминуемо осознание подбирается к ним :: как нелепо смотрится хрупкость астрид в бесприютности его крепостных стен, и как она погибнет, если замрет в темноте и заглянет их общему призраку в битое зеркало глаз. глупая пташка; волчьи клыки так остры, когда черным затмением мир погребает война.

[indent] - спой что-нибудь торжественное. что-то, что пел тебе мой отец.

На войне все средства хороши. Вполне себе категоричный Эйсгарт смягчился в отношении чародеев, король обещает защиту. Аргелла в большей степени согласна с тем, что сейчас происходит, но не настолько категорична. Кайрон уже столкнулся с чародеями, его жена, сестра Аргеллы и сама является чародейкой, которой приходиться себя скрывать. Не удивительно, что он будет всеми силами пытаться привить своему народу, если не любовь, то уважение к ним. Конечно, если главное сражение будет выиграно не без помощи одаренных то они всё это получат. Не нужно будет скрываться под другими именами и статусами, выдумывать легенды. От рассказа чародея идет мороз по коже, но графиня держит лицо. Она научила себя не проникаться к чужим бедам, чтобы не смягчиться под всем этим грузом. Да и перед глазами всё ещё возникали картинки с того самого злополучного турнира, на котором она, её дочь и леди Элсмир чуть не лишились жизней.
Эти переговоры перестали быть томными, когда в комнате без предупреждения появляется член Братства. Новак прикрывает глаза, прекрасно понимая, что их может ждать дальше. Разборки между чародеями и братством не самое приятное зрелище и кажется все они будут этому свидетелями. Графиня мгновенно выровнялась в спине и стала наблюдать. Есть вероятность, что Кайрон не будет сдерживать свои эмоции. Его любовь к Майрин подпитывает эффект от услышанного в этой комнате. Его супруга, мать детей тоже чародейка и она с легкостью может оказаться на месте всех тех попавших однажды в руки братства. Законы в Эйсгарте не благоволят чародеям, чтобы жить жизнь им следует покинуть территорию этих земель. Графиня бросает короткий взгляд на советницу и чародея, подмечая как та защищает его. Судя по раздражению короля и он встанет на сторону своих гостей.
– Ваше величество, – Аргелла наконец-то заговорила, когда в комнате образовалась тишина. Очевидно, что обе стороны не готовы будут уступить и проиграть. Она встает на ноги, делая несколько шагов к королю и брату Патрику. – Услышанное в этой комнате и правда заставляет о многом задуматься. – Аргелла откашлялась. – Возможно, методы крайне радикальны. Но, на турнире в Моравии во время коронации вашего покойного брата. – Она смотрит в затылок зятю. – Мы с Амедеей Элсмир выжили благодаря членам братства. – Графиня поворачивает взгляд на Вальгарда и Джабиру. – Когда чародеи устроили пожар во время праздника. – Аргелла демонстрировала вторую сторону медали. Ни она, ни Амедея не были виноваты в том, что происходит с чародеями, однако они решили распоряжаться их жизнями.
Аргелла не собиралась мешать союзу королевства и чародеев. наоборот, она видела в этом надежду на победу. Однако, она была не в восторге от того, что чародеи могут появиться среди них. Обиды и пытки сложно забыть, найдутся те кто решат отомстить, несмотря на новые взгляды короны. За один год не изменить того, что существовало десятилетия. Графиня не исключала, что при нынешнем правители жители Эйсгарта вряд ли полюбят чародеев или смогут им хоть немного доверять.
– Вам следует быть более сдержанным, брат Патрик. – Женщина приподнимает уголки гуд в улыбке. – Эти люди здесь чтобы помочь нам. Представляете что будет, если чародеи с севера окажутся здесь? – Мало кто хочет этого, потому придется наступить себе на горло.