[indent] В баронство Герлор Гаррета завело письмо Морриган. Как всегда, не самое приятное. Бывшая наставница, с которой они когда-то расстались на плохой ноте, всегда любила найти ему задание, которое он обязательно должен был выполнить, а он – не мог отказать. Письмо было кратким и лаконичным. И конечно же зашифрованным от любопытного взгляда, потому что было до крайне важным. Им с Хьюго, другим стражем-чародеем, необходимо было забрать один ценный груз из порта в Герлоре и перевезти его в безопасности в Нентхолл, крепость Ордена Стражей. И Гаррет даже знал, какой именно там будет груз.
[indent] Кинжалы для стражей новичков, выпускников этого года, привезли как обычно к сроку, но у Ордена что-то не срослось. Кажется один из магистров, который должен был отвечать за приемку ценного груза, случилась стычка с несколькими темными и он, будучи раненым, нуждался в помощи кого-то, кто способен был его заменить, пока он исцеляет свои раны, а там их догонит и они втроем отправятся к крепости дальше. Дней в дороге то не так уж и много, если вдуматься, какие могут возникнуть проблемы? Кинжалы стражей, особенно пустые, не представляли особенной ценности, да и слухи, которые Орден пустил намеренно, мол кинжалы привлекают несчастья и прокляты, отваживали даже самых охочих до халявы разбойников, стремящихся к наживе.
[indent] Гаррету, находящемуся сейчас в Руже, добираться до порта было ближе всех остальных, поэтому Морриган не стала мелочиться, выбрав для этой миссии своего ученика. Ей это, конечно зачтется в послужной список, когда-нибудь потом, а ему просто скажут «спасибо». Свою выгоду наставница умела выцепить даже тогда, когда даже мысли об этом не было. А её амбиции....
[indent] Гаррет спешился с лошади и привязал её к столбу. До прибытия корабля оставалось не более часа.
[indent] — Мистер Роуэн, полагаю? — Гаррет протянул ему руку для рукопожатия, — Я Гаррет. Хьюго присоединиться ко мне в пути. Всё готово? — он перебрасывается парой фраз с мужчиной, получает четкую инструкцию и перебрасывается парой легких шуток. Осмотрев коробки, которые переложили в повозку, он убеждается что всё в порядке и довольно кивает головой. Лет десять назад он уже был в числе сопровождающих груз до места, но точно так же, как Хью – присоединился в пути.
[indent] Дождавшись, когда груз окончательно будет уложен, а телега запряжена отдохнувшими, сытыми лошадьми, Гаррет подошёл к своей, угольно-черной кобыле по имени Уголек и отвязал её. На ней, он, конечно, не поедет, а привяжет рядом. Не оставлять же её здесь, чтобы кто-то соблазнился её украсть. Негодяй, конечно, пострадает, потому что Уголек у него кобыла норовистая, с характером, и сбежит при первой же возможности, но не хочется оставлять малейшего шанса на соблазн. Да и зачем. Как-то только он заберет Хью в окраинах Руже – просто пересядет на свою лошадь, а тому даст возможность управлять повозкой.
[indent] — Знаю, я тоже не в восторге, — вздыхает мужчина, потрепав лошадку по холке. Привязав Уголька к общему обозу, Гаррет забирается на козлы, берет в руки вожжи, трогаясь. Помахав на прощанье мужчине (а он уверен, это не просто человек, а самый настоящий дракон), Гарт следует нужному маршруту, сосредоточившись на дороге.
[indent] Несколько часов пути все проходит достаточно спокойно. Солнышко приятно пригревает, но не жарит и Гаррет даже позволяет себе довольно зажмурится и подставить лицо солнечным лучам. Давно он не получал такого удовольствия. Яма, в которую в тот момент ухнуло колесо вернуло его в его привычное, угрюмое настроение. — Окулл меня раздери, — чертыхается Гаррет, тормозя лошадок и спрыгивая с козл. Сейчас ему только не хватало потерять колесо на дороге и остаться в этой пустоши в одиночку с двумя десятками кинжалов, которые он везет Ордену.
[indent] Мужчина обходит вокруг повозку, убеждаясь, что все её детали на месте. Выдыхает. Решает заглянуть внутрь, чтобы убедится, что там все в порядке.
[indent] — Окулл меня раздери, — повторно менее чем за десяток минут ругается он, когда замечает помимо ровных рядов коробок с орудием для стражей ещё и незнакомую девушку. — Советую тебе объяснить, милочка, что ты забыла в этой повозке, — рука Гаррета тянется к кинжалу за поясом на случай, если незнакомка захочет оказать ему сопротивление. — Кто ты, и что здесь делаешь? — осторожно спрашивает мужчина, хмурясь. — Если это какая-то злая шутка Морриган, я за себя не ручаюсь, — мрачно думает он, замирая на месте.

скоро тут будет

[indent] Этот дом пусть и не такой большой, но похож на тот, в котором вырос Хафиз: высокие потолки, резные колонны, пестрая мозаика на стенах и окна с цветным стеклом. Во внутреннем дворике, в тени кипарисов — широкий хаус с прохладной водой. Чтобы снять особняк, ушла впечатляющая сумма, но чего не сделаешь, чтобы пустить пыль в глаза.

[indent] Здесь все утопает в знакомой агрской роскоши — яркой, безмерной, нарочито великолепной. Хафиз лениво осматривает комнату, отведенную под его кабинет. Массивный деревянный стол, вазы с фруктами, ароматические смеси, от которых у непривычного человека разболится голова. Пол устилает огромный ковер с вышитой на нем золотой лошадью, бессменным символом Джалесара. Похожий когда-то лежал в отцовской библиотеке. Маленьким Хафиз не раз засыпал за книгой, уткнувшись носом в мягкий ворс, и тогда Али, слуга их семьи, подхватывал его на руки и относил в спальню — молодому господину не пристало спать на полу. Эти воспоминания так стары, что Хафиз не уверен в их правдивости. Может, это игра воображения.

[indent] Нет, родной Джалесар Хафиз помнит другим. Когда он был здесь в последний раз, то жил отнюдь не во дворце, а в пыльном переулке, что в двух улицах от центрального рынка, и домом его были два рассохшихся деревянных ящика, а одеялом — холщовый мешок. Сколько бы лет ни прошло, он помнит это: палящий зной дня, пронизывающий холод ночи, голод, от которого скручивает внутренности. А еще взгляды прохожих: в лучшем случае равнодушные, в худшем — внимательные и жадные, ищущие, как бы нажиться на маленьком оборванце. Хафиз в Джалесаре уже неделю (впервые с тех пор, как оставил его в детстве), но еще даже близко не приближался к тем трущобам, где когда-то жил. Его место там, должно быть, заняли другие дети, и внимание господина в дорогой чистой одежде никого из них не обрадует. Кто-то назовет это трусостью, но Хафизу все равно. Он купец, а не воин, и не мыслит подобными категориями.

[indent] В Джалесар его привели дела, а не сентиментальность. Вместе с ним морем из Тенобии прибыли кувшины оливкового масла — драгоценный груз по нынешним временам. Год выдался засушливым, цены на масло взлетели немилосердно, но Хафизу это сыграло на руку — о покупке товара он договорился заранее и теперь только подсчитывал прибыль. Это не говоря уже о том, сколько он выручит за другие, менее габаритные вещицы, привезенные из Эйсгарта. Уже утром пройдет сделка, и с нее Хафиз выйдет весьма состоятельным человеком.

[indent] Ему бы радоваться, но Хафиз вышагивает по своему кабинету, сосредоточенный и хмурый, и старается понять, что может пойти не так. Нехорошее предчувствие щекочет грудную клетку. В детстве он считал подобные чувства интуицией, пока наставница не подсказала более подходящее слово — талант. А Хафиз не дурак, чтобы пренебрегать талантами. Прежде чем пойти спать, он еще раз пробегает глазами по документам сделки, которые читал уже сотню раз, сверяет формулировки и цифры. С бумагами сложностей быть не должно, а если все же возникнут — то так Хафизу и надо.

[indent] Он задумчиво чистит персик — десертный нож срезает бархатистую кожицу, разбрызгивая сок. Чего еще следует опасаться? Грубой силы? Пожалуй, завтра на сделку он захватит с собой дополнительного охранника, и пусть добрые агрские торговцы не держат на него зла за излишнюю осторожность. От этой мысли должно стать легче, но почему-то не становится.

[indent] — Проклятье, — бормочет Хафиз, массируя переносицу не запачканной в соке рукой. Он волнуется так, будто прежде не заключал сделок. Наивность и глупость, каким не место в мире больших денег. Может быть, это и не талант шепчет ему предупреждение, а всего лишь детский страх перед родным городом. Здесь он чувствует себя не взрослым человеком, каким успел стать стал, а босым беспризорником. Впрочем, едва ли что-то на свете заставит его признаться в этом — даже самому себе.

[indent] Он цепляет кончиком ножа мякоть персика и отправляет в рот. Сладкий. Все-таки Хафиз скучал по родным краям.

[indent] Майрин кажется, что она впервые со дня возвращения в родное королевство дышит свободно. Отстать от основной охотничьей группы очень просто, когда ты лишь одна из немногих юных леди, что сопровождают храбрых мужей, братьев и отцов. От прекрасных леди в не менее прекрасных и элегантных охотничьих костюмах не ожидают многого - восхищаться удачными выстрелами, сетовать на слишком проворную дичь, да быть благодарными слушательницами для самовлюбленных речей. Майрин слишком долго была вольной птицей, чтобы не воспользоваться шансом в последней раз ухватиться за возможность побыть самой собой.
[indent]Таборвин выросла среди густых лесов Моравии вместе с отцом и его людьми не раз выступала в роли настоящего охотника даже в свои совсем еще юные годы. За время проведенное на Лианфире она узнала о лесе и его всевозможных обитателях и того больше. В охотничьих угодьях Краоб Хейвена ей бывать раньше не доводилось, но женщина все равно была уверена, что не потеряется.
[indent]Лошадь она оставила на одной из полян, привязав не слишком крепко, но так, чтобы кобылка все же не смогла вырваться и сбежать. Легкий лук и колчан за плечами казались немного непривычными после стольких лет, но Майрин лишь удовлетворенно улыбнулась, когда натягивала тугую тетеву - тело само знало что нужно делать делать. И пусть первый из выстрелов оказался не слишком метким, через буквально час она уже была счастливым обладателем пары упитаных кроликов. Не та добыча на которую обычно охотятся благородные, но все же девушка и не стремилась получить чье-то одобрение.
[indent]Она ступает по усыпанной еловыми иглами тропинке практически неслышно, уже не выслеживая следующую добычу, а лишь наслаждаясь красотой и величием эйсгартских лесов. Этого чувства ей очень не хватало за годы жизни в Силькеборге. При всем обилии и разнообразии, что могли показать северные теплицы и мастерство их чародеев - они не были в состоянии подарить Майрин то же ощущение, что она испытывала сейчас.
[indent]Солнце уже приближалось к зениту, а значит стоило бы возвращаться. Скоро им всем предстоит вернуться в замок и начать готовиться к вечернему балу. Там Майрин будет представлена королю и его двору. Там она познакомится с принцем. Тем самым принцем, что уже так скоро станет ее мужем. Казалось, что за полгода она должна была уже привыкнуть к этой мысли, но она все еще казалась невозможной. Она почти забыла свое благородное происхождение, довольствуясь ролью обычной чародейки, а теперь ей предстояло упасть в самую гущу дворцовых интриг и стать женой человека о котором она знала так мало и одновременно так много противоречивого.
[indent]Очередной виток едва заметной тропинки вывел ее на поляну с привязанной у края лошадью, но вовсе не той, что принадлежала девушке. И тихий рык пса, как и устремленное прямо ей в лицо острие клинка явно давали понять, что Таборвин весьма опрометчиво потревожила чье-то уединение. Самое сложной в этот момент было удержаться от таких привычных действий - сплети нити, отвести угрозу. Но нет. Больше она не может пользоваться магией открыто.
[indent]Она замирает на месте, не сводя внимательного взгляда с молодого человека напротив. Замечает промелькнувшие на его лице тени эмоций и вздыхает чуть громче, когда он все же опускает оружие и приносит извинения. Его слова вызывают у нее легкое веселье. А манера изложения как и дорогие одежды, лошадь и клинок не вызывают сомнений - благородный. Интересно он тоже сбежал с королевской охоты или вовсе не был на нее приглашен.
[indent]— Охочусь на кроликов, милорд, — с вежливой улыбкой отвечает она на вопрос, приподнимая за связанные лапы три безжизненные тушки, — не думаю, что эти несчастные представляют опасность хоть для кого-то. Но если вы желаете, могу предложить вам снять с бедолаг шкурки, а мясом поделюсь с вашим другом.
[indent]Она все равно не собиралась хвалиться своей добычей перед прочими охотниками. Намеревалась тайком пронести их на кухню и отдать одной из служанок. Но почему-то ей вдруг захотелось поддеть юношу и посмотреть согласится ли он запачкать руки такой простой работой. А если вдруг он согласится, то почему бы и действительно не поделиться мясом с псом, а из шкурок не сделать потом да хотя бы рукавицы.
[indent]— Зовите меня Мэй. Позволите узнать имя того, кто чуть было не проткнул меня своим клинком? Прошу простить, что нарушила ваше уединение. И… вы здесь на пикнике? — Майрин улыбается приветливо, чуть насмешливо выгибает бровь, окидывая взглядом поляну.

Лахлан Синклер слыл своим удивительным умением в любой, даже кажущейся на первый взгляд самой патовой, ситуации извлекать личную выгоду. Родившись третьим сыном в баронском семействе, без каких-либо конкретных перспектив, но с целым багажом определенных амбиций, лорд Килмарнока умудрился добраться до вполне себе завидного положения при королевском дворе Эйсгарта.

Но кто сказал, что он был намерен на этот останавливаться?

Увы, должность советника, которую Синклеру удалось занять совсем недавно, весьма шаткая - особенно, если она не подкреплена никаким титулом. Третьему сыну барона, увы, но титул светит только при очень маловероятных обстоятельствах. Даже учитывая тот факт, что сейчас он благополучно перешел ко второму брату Лахлана, у которого, впрочем, уже имелся вполне внушительный выводок собственных наследников.

Да и, говоря совсем откровенно, Синклер давно уже успел понять и признать тот факт, что в рамках родных земель ему невыносимо тесно.

Заключая первый брак, более десятка лет назад, Лахлан руководствовался практичными мотивами - в первую очередь необходимо было обеспечить финансовую стабильность. И да, мужчина значительно преуспел в упомянутом аспекте.
Только вот умудрился по пути потерять успевшую полюбиться супругу, и с тех пор не спешил связывать себя узами женитьбы повторно. И не исключительно сентиментальные мотивы двигали достопочтенным лордом - хотя, конечно, не без этого, ибо расчет расчетом, но Лахлан умудрился таки влюбиться, тяжело переживая в свое время необходимость свыкаться с новой для себя ролью вдовца.

В любом случае, Синклер, со свойственной ему наблюдательностью, намеревался очень умело все просчитать. Потому решил не размениваться по мелочам, а нацелился в конечном итоге на одну из самых «лакомых» из всех возможных гипотетических невест.

Агата Кадваладер была младшей дочерью наследного принца Эйсгарта, которого вот вот должны были короновать, в виду бесследной пропажи старого короля. Она была очень молодой, невероятно миловидной, и Лахлан со скептическим взглядом наблюдал за многочисленными юными (и не очень юными тоже) лордами, виконтами и графьями, распушившими павлиньи хвосты, с намерением стать тем самым «единственным и самым достойным кандидатом». Сам он, конечно же, действовал куда аккуратнее, и о собственных намерениях еще ни с кем не делился.

Потому как пока не был уверен, станет ли доводить их до конца.

Впрочем, Синклер вполне резонно решил, что беды не будет, если он решит присмотреться к Агате получше. Она не так давно начала выходить в свет, и Лахлан с тоской подумал, что Эйнсли, его собственная дочь, немногим младше, и совсем скоро окажется в аналогичном положении.

«Так куда же это я, старый дурак, лезу?» - невольная мысль промелькнула в сознании, оставляя после себя горький осадок. Но Синклер не мог себе позволить сентиментальности перебороть здравый, как ему казалось, смысл.
Тем более, что наблюдая за вереницей гипотетических женишков (зная Гаррета, Лахлан был уверен, что ни у одного из них не было ни единого шанса на успех), советник пришел к выводу, что он далеко не самый безнадежный кандидат.
Если не сказать больше. Но, пожалуй, стоит сохранить хотя бы видимость лишней скромности.

Канун коронации принца Гаррета был шумным - в столице собрался весь цвет королевства. Придворный бард превзошел сам себя, очаровав всех без исключения дам (и не только дам). Все замерли в преддверии завтрашнего дня, но некоторые особо ушлые молодые лорды предпочли времени даром не терять.

Лахлан, оставаясь большую часть вечера в тени, наблюдал весьма любопытную картину - один из сыновей барона Торука, четвертый, кажется, проходу не давал принцессе Агате. И все бы ничего, но упомянутый лорд был до крайности противным молодым мужчиной, и дело даже не во внешности.
Принцесса учтиво принимала все знаки внимания, пусть и без энтузиазма, ни ничем не показывала, что ей неприятно. Синклер же, всегда славившись своей способностью подмечать мелочи, без труда отметил все нужные признаки. Агата уже потанцевала с лордом, и теперь явно утомлялась от его общества, только вот настырный кавалер уходить не намеревался.

Со вздохом, Лахлан, до этого вальяжно облокачиваясь о стену, выпрямился, и решительно направился к упомянутой парочке.
- Ваше высочество, - со сдержанной улыбкой поклонившись Агате, Синклер перевел уже не столь приветливый взгляд на лорда Торука. - Не окажите ли честь подарить мне следующий танец? - первые ноты очередной песни уже начинали наигрывать, и Лахлан протянул ладонь в ожидании. Соперник, конечно же, сильно возмутился - мол, Агата будет танцевать с ним! Синклер усилием воли удержался, дабы не закатить глаза, да и в принципе сохранить невозмутимый вид. - Пожалуй, предоставим даме возможность решить, с кем она захочет провести ближайшие несколько минут? - вопросительно приподняв бровь, Лахлан глянул на Агату, и вот тут все-таки не удержался, едва заметно той подмигнув.

— А ну иди ко мне! — смеется Хейльвин счастливым грудным смехом, притягивая жену ближе и награждая ее совсем не невинным поцелуем, прежде чем чуть отстранившись все же позволить ей ускользнуть. Просторная комната на самом верху башни полнится ее звонким смехом, который кажется становится звонче и глубже, отражаясь от зеркал и бесчисленного количества стеклянных флаконов и сфер, что тут и там расставлены по всему помещению.
В их жизнях стало слишком много правил, обязательств, условности и такие дни как этот с каждым годом становились все большей и большей редкостью. Дни, когда они проводили время лишь в обществе друг друга, игнорируя весь прочий мир. Игнорируя свое положение, игнорируя любые попытки связаться с ними, игнорируя весь внешний мир. Дни, когда они могли просто быть самими собой, отбросив все маски.
Накинув на плечи одну из своих мантии, он все-же поднимается следом за женой и подходит к одному из столов, наполняя кубки настоем из трав Темнолесья и подхватил оба медленно двигается второму замершей у одного из столов супруги. Он делает небольшой глоток, протягивая Сильвия второй кубок и когда она принимает его вновь дарит ей невесомый поцелуй в плечо, склоняюсь у неё за спиной.
— О чем думаешь? — в этот раз вопрос звучит гораздо тише, спокойно и очень в духе виконта. Хейльвин носит множество тва масок — придворного щеголя, интригана, вспыльчивого мужчины, мужчины излишне увлеченного своими изыскания и в области потерянных магических знаний, заботл вого отца, холодного отца, насмешливого брата, неблагодарное сына. Иногда он сам не уверен где именно всего лишь маска, а что является его сутью. Да и стоит ли задаваться такими вопросами без особой на то нужды.
Он слегка приподнимает брови, наблюдая как Сильвия с коварной улыбкой вновь ускользает от него, а следуя за ней в соседнюю комнату напротив слегка хмурится, но продолжает молчать, прислонившись плечом к дверному проему. Он внимательно следит за тем, как жена один за другим снимает магические замки и ловушки с устроенного ими тайника в отведенных Эберхардам для работы и жизни на Лианфине покоях. Там они хранят особенно ценные артефакты и записи, но сегодня они договаривались, что оставят работу и проведут этот день также беззаботно как это было в самом начале их отношений и брака. Будто они лишь юные влюбленные, а не чародеи прожившие [почти или целую] сотню лет.
— Зачем она тебе? — слегка морщится он, вновь поднося кубок к губам и делая новый глоток терпкого напитка. Семейная реликвия его предков в руках Сильвии кажется крайне хрупкой, но Хейльвин не по наслышке знает, что сломать эту диадему далеко не так просто. Артефакт, что достался Эберхардам от далеких предков и бережно охраняется от всех за пределами рода. Диадема в форме переплетенных веток с алыми осенними листьями будто бы не слишком подходит представителям одной из северных династий, но увы хроники почти не сохранили истории как именно она оказалась в их семье.
Хейльвин привез диадему на остров после последнего своего визита в родительский дом, который традиционно закончился взаимными обвинениями с отцом. У них с Хейльбертом были тяжелые отношения, несмотря на то, что отец и сын во многом были весьма схожи — оба отрицали этот факт. Семейный артефакт он забрал, безусловно, с позволения графа, но вот исполнять его пожелания о попытках усилить вложенные в него создателем чары даже не намеревался попробовать исполнить. Амбиции отца интересовали его до смешного мало, и согласился забрать диадему он скорее из сиюминутной прихоти и мысли оставить артефакт себе и лишить отца этого козыря. Возможно позднее, когда он будет чуть свободнее Хельвин уделит этому предмету чуть больше своего времени и интереса, но последние три месяца диадема не покидала тайника и интерес Сильвии вызывал смешанные чувства.

[indent] «Счастье мое», — мать с нежностью целует свою долгожданную дочь в темную макушку, не забывая про себя вознести молитву богам за произошедшее чудо: слишком долго в этом браке не было детей, столько лет было потеряно, столько любви не растрачено, столько лекарей выслушано. Благая весть прозвучала лишь после посещения гунугейских целебных источников, а дальше потянулись волнительные месяцы ожидания.
[indent] Саа родилась в южных землях, где солнце целует в лицо, а пряный ветер делает нрав местных жителей гибким и умеющим радоваться жизни. Такой росла и она: самой первой из всех последующих детей, самой любимой, самой веселой, но знающей о чувстве почтения и долга. С каждым годом Саадет становилась лишь красивее, расцветая подобно яркому цветку в пустыне, стремясь лишний раз глянуть на себя в отражение или же расчесать гребешком свои длинные вороные волосы, которые она так любит. Временами в сердце девушки сворачивается излишнее себялюбие, отчего гордо вскидывается подбородок и высокомерным взглядом сияющих глаз награждаются все молодые люди, которые вьются вокруг нее. Мать журит ее за это, но сама прогоняет всех женихов от порога, заявляя, что за абы кого не отдаст «свое счастье», а достойных в округе нет.
[indent] По счастливой случайности, магический дар у Саадет проявляется, когда рядом находится другой чародей. Именно он объясняет обеспокоенным родителям, что их дочери стоит отправиться с ним на Лианфир. Слезам матери нет меры, но сама девушка воспринимает предстоящее путешествие с интересом — ей ужасно хочется увидеть мир за пределами тех мест, где она выросла. Годы идут, и вот уже Саа так же легко и искусно плетет нити, как свои густые косы.
[indent] «Какое несчастье», — сокрушенно качают головами соседи, когда Саадет возвращается домой и узнает новости о том, что ее отец погиб, когда на караван, с которым он отправился в очередное путешествие, напали песчаные химеры. Горе впервые толкает ее к мысли пройти обряд и стать сильдом, чтобы охотиться на монстров и спасать чужие жизни. Эта идея зреет в девушке постепенно, а в один из дней она наскоро собирает свои вещи и отправляется обратно на Лианфир, чтобы найти себе наставника. Желание мести? Да, пожалуй. Саа кажется, что это ее первейший долг перед человеком, подарившим ей жизнь.
  [indent] Теперь и годы обучения в Темнолесье закончились, Саадет вернулась на материк. Не каждый поверит, что на вид такая хрупкая девушка способна справиться с возложенными на нее обязанностями, но Саа все так же гордо вскидывает голову и забывает о жалости к самой себе, смеется в лицо неверящим и ведет строгий учет каждому убитому ей монстру.

[indent] Саадет и Гильерме роднит многое: одна страна, одно ремесло, одна наставница (она взяла Саа сразу же после Гиля или под конец его обучения). Их дороги пересеклись еще на Лианфире, а потом сделали это снова, и снова, и снова. Девушка вызвала у сильда интерес, но, как и перед остальными мужчинами, она была холодна и поставила себя выше его. Молодого человека это не обидело, он лишь засмеялся и отступил, оставив эти отношения сугубо на дружеско-профессиональной ноте. Когда было нужно, он протягивал руку и был рядом. Эта ли опека задевала Саадет или же то, что многозначительные взгляды теперь так легко доставались другим барышням, оказавшимся более податливыми и сговорчивыми?  Саа гонит эти мысли прочь, и себя тоже прогоняет, пытается уйти, но боги снова сводят ее с де Борха. Не понимая собственной досады, она остра на язык и раздражительна, но все же день за днем, недели за неделями путешествует вслед за сильдом, научившись в нужную минуту понимать его без слов, быть сильной командой там, где трудно выжить одному.
[indent] При всех достоинствах Саадет, за мягким изгибом ее губ скрывается самый главный недостаток — ее гордыня. Временами она спит, в другой же раз разгорается ярким пламенем, что сказывается как на бытовом уровне, так и на профессиональном. Возможно, в этом виновата избалованность или затянувшийся юношеский максимализм, а может быть и желание постоянно доказывать свою самостоятельность в результате чрезмерной материнской опеки. Когда Гильерме рядом, он оберегает и подстраховывает Саа, она «кусает» в ответ. И все равно тянется к нему, ведь де Борха стал ее новой семьей.

ДОПОЛНИТЕЛЬНО:
[indent] — смена внешности возможна, но нежелательна, ибо сначала была эта красавица, а после уже заявка. И все же у вас есть шанс меня уговорить, если найдется достойная замена :З
[indent] — последние пять лет Гильерме путешествует вместе с чародейкой Гретхен, так что Саадет время от времени является частью этой компании. Также весной планируется квест для сильдов в Агре, приходите и участвуйте, игра и сюжет точно будут обеспечены.
[indent] — образ Саадет для меня перекликается с образом Оксаны из гоголевских «Диканек», Гиль найдет царицыны черевички, только попроси. Было бы прекрасно, если бы в процессе игры со временем сильда «выросла», по-новому посмотрела на жизнь и свое окружение, главное — сделайте это логично и не одномоментно. Развитие отношений с Гильермо обсуждаемо, возможен вариант, когда они в итоге трансформируются во взаимный романтический интерес. От себя хочу добавить, что люблю обсуждать персонажей с соигроком, придумывать им сюжет и детали, приветствую, когда соигрок сам хочет развивать своего персонажа и социализируется, общаясь не только с заказчиком заявки. Все вышеописанное – лишь канва, перед написанием анкеты с радостью обсужу все мелочи и варианты, чтобы вам было уютно с этим персонажем и мной. Пишу посты от 5000 знаков и больше, в зависимости от загруженности и вдохновения, но пост в месяц точно обеспечу.

ПРОБНЫЙ ПОСТ: от основного персонажа, пока не начата игра этим

[indent] Над ней всегда светило солнце долгие семнадцать лет жизни, а по ночам в окна заглядывала круглолица Луна или же тонкорогий Месяц в сопровождении ярких звезд-фрейлин, блестящих, озорно подмигивающих, недоступных. Иного Элайна и не видела, ведь, кажется, ее окружение, возглавляемое заботливыми родителями, весьма умело разгоняли своими руками любые тучи над светлой головкой младшего Сорельского дитя, умело кутая ее в любовь и заботу в те моменты, когда вокруг разыгрывалась гроза или же снежная буря. Случалось, что маленькая леди выглядывала в окошко и со всей наивностью своих глаз цвета чистейшей бирюзы, еще не изъеденной, не испорченной временем, любовалась летними дождями, быстрыми, как любые детские слезы, и знала — дальше обязательно снова будет солнце! И оно было, не обманывая, лишь оправдывая надежды. Читая книгу, Эла вела подушечками мягких пальцев вдоль строк, под которыми смелые рыцари и королевичи всегда (в-с-е-г-д-а!) спасали своих хрупких дам от коварных чародеев, пропахших морской солью и потом грозных пиратов, завистливых лордов и так же всегда побеждали их. Глядя на своего отца, любовно смахивающего пыль с библиотечных книг и чешущего старого пса за ухом в розовом саду матушки,  на старших братьев, светловолосых и высоких, как лучшие вековые вязы в баронстве, на дядюшку Филиппа, приезжающего из столицы в гости и освещающего Гвиллин своим сиянием как майский рассвет, девушка даже ни разу и не задумывается, что в реальной жизни мужчинам может быть свойственны невежество, грубость и прочие отрицательные качества, так осложняющие всякую хорошую историю. Если и встречала Лайна повод для дрогнувших губ и щемящего чувства обиды в груди, такого же невесомого, как утренний туман, бесследно растворяющегося после первой улыбки, то это был или же выдернутый из рук повод любимого коня, проявляющего редкое упрямство, а может случайно оттоптанный подол длинного платья на балу или не выспавшийся садовник, ворчащий, что леди снова рвет его цветы не на той клумбе.
[indent] … и вдруг ее хватают за плечи, потрошат без спроса карманы своими грязными руками, жадно ищут что плохо лежит, неприятно пыхтят над ухом и торжествуют (она это чувствует!) ее беспомощности! Разве так нужно вести себя с дочерью барона Гвиллина?! Разве для этого ее учили этикету, вышиванию гладью, умению вести светскую беседу длинною в долгий вечер?
[indent] Элайна испытывает жгучее желание капризно взвыть во весь голос (впервые в жизни с тех пор, как ей исполнилось два года и восемь месяцев, когда нянечка отобрала любимую тряпичную куклу и велела есть невкусный луковый суп), топать ногами, чтобы громко стучали каблуки о землю и поднимали дорожную пыль, брезгливо сбросить с себя чужие руки и высокомерно заявить, что не было на этого всего разрешения, леди не согласна!
[indent] Но леди никто не спрашивает, из-за чего на ее глаза набегают слезы обиды, смазывающие общую картинку мира. И вот он поплыл: дорога смешалась с домами, небо наплыло на крыши.
[indent] Где-то со стороны ее новой подруги послышался звонкий хлопок, похожий на звук, когда папенька в азарте с размаху ударял руками и потирал ладонями друг о друга. Но здесь его не было, а размышлять о том, что происходит в нескольких шагах от нее, юная Сорель больше не могла, соскальзывая в бездну страданий и жалости к самой себе, ведь так положено в книжном этикете для попавших в беду принцесс. Она даже прерывисто успела набрать воздух в спертую грудь и дрогнуть нижней губой, чего, конечно же, никто не успел заметить.
[indent] Мужланы с задором и издевкой издают какие-то смешки и отрывистые комментарии, после которых Элайне становится горько, ведь ей кажется, что это реакция на ее незавидное положение и беспомощность. Губы упрямо поджимаются, обида зашевелилась где-то внутри.
[indent] Но в тот же момент рядом появляется Неста, которая, как кажется Лайне, воплощает в жизнь то, что хотелось бы ей самой, но в силу некоторых обстоятельств и главное — полученного ею воспитания, невозможно.
[indent] Первым же порывом после обретения свободы является рывок в сторону валяющейся посреди дороги наплечной сумки, пусть и безбожно грязной теперь, но жадно прижатой двумя руками к себе: Элайна знала, что не будь сир Кардоган лишь книжным рыцарем, грозой королевских турниров и трактовых хейвенских разбойников, он обязательно бы пришел ей на помощь. Но пока что в ее благородном долге не дать на растерзание и поругание свою любимую книгу (все так и холодеет внутри, представляя, как вырванные рукой грубияна листочки кружатся в воздухе и замертво падают на землю!).
[indent] Неста ведет себя уверенно (и откуда в ней столько храбрости?), что постепенно вызывает трепетный восторг у следящей за каждым движением соратницы леди Сорель. В ее широко распахнутых озерных глазах мелькнул громкий ужас — блондинка потянулась за кошелем на поясе разбойника! Но как?! Эла хочет закричать, но молчит, как церковная мышь, едва дышит. Когда все получается, кровь загорается от пережитого напряжения, хочется смеяться, но гвиллинская дочь все еще не принадлежит себе, вцепившись нервными пальцами в свою сумку. Светлые волосы растрепались и окутали лицо пушистым ореолом. В широко раскрытых глазах восхищение сталкивается с ужасом, а набежавшая слеза обиды наконец скатывается с правой стороны по пыльной щеке, оставляя за собой след.
[indent] Неловкая пауза.
[indent] — У тебя… все хорошо..? — тихо выдавливает из себя Сорель, не зная как более корректно поинтересоваться, отчего же у Несты так ярко золотятся глаза, словно в них вылили весь жидкий солнечный свет, а на коже в области скулы проступила не менее золотистая… чешуйка..? Этому наверняка есть оправдание. Может, болезнь? Ее подруга больна?! О нет! Или это с ней сделали грубияны? Очнись, Элайна, синяки выглядят иначе, ты же видела их у братьев. Тысячу раз нет. Если только…? Кажется, еще шире девичьи глаза не могут открыться, но ошеломление ложится тонким слоем льда на радужку, а со щек сползают последние пятна румянца.
[indent] — Мне это не нужно, — голова осторожно и заторможено качнулась в отрицательном жесте, отрекаясь от чужих денег. В подтверждении своих слов Эла попятилась назад, даже не понимая куда отступает, пока спина не уперлась в стену какого-то здания. Так хочется крепко зажмуриться и… домой. Из далеких воспоминаний на нее пахнуло теплом и уютом Гиллина, материнской заботой ласковых рук, спертым воздухом отцовской библиотеки. Уголки губ девушки дрогнули и потянулись вниз, как у расстроенного ребенка.
[indent] — Кто ты?

[nick]Guilherme de Borja[/nick][status]я приду с восточным ветром[/status][icon]https://i.imgur.com/RKEKAfb.gif[/icon][sign][/sign][rasa]<div class="rasa2"></div>[/rasa][lz]<lz><name><center><a href="https://kelmoracrown.rusff.me/viewtopic.php?id=25#p74243">Гильерме де Борха, 68</a></center></name>путешественник и охотник на монстров; мои глаза видели много радости и горя, но увижу ли я тебя</lz>[/lz]

[indent] — Ты не знаешь, где твой брат? — Голос матушки звучит певуче и спокойно, вопрос задан обыденно и как бы между прочим. И лишь долгие годы совместной жизни и житейских ситуаций научили домашних различать тонкую грань интонаций, скрываемых истинной леди слишком ловко, чтобы быть очевидными с первого и даже со второго раза.
[indent] Лайна поднимает взгляд от сливочного бламанже, беспокойно вздрогнувшего на поданной прислугой тарелке, и встречается глазами с матушкой, смотрящей внимательно и безотрывно на дочь поверх плавного фарфорового изгиба чашки, пока выцеживала со дна последний глоток послеобеденного чая. Как Марселин умело сглаживает свои эмоции и истинные мысли на нежном круглом лице, точно так же у самого младшего ее дитя не получается скрыть и толику информации, откровенно читаемую в честных глазах цвета майской лазури, сломанной линии бровей или же еще по-детски пухлых губ. В тишине комнаты с высокими сводами слишком громко и отчетливо хлопнул о каменный пол каблук упавшей с ноги маленькой леди туфельки, которую она до этого мечтательно раскачивала в воздухе под столом, предаваясь сладостным (но не настолько, как двойной десерт) мечтам. Румянец заливает упругие щеки Элайны — маменька не одобряет таких фривольностей, как хорошо, что кроме них здесь больше никого нет! Отец отправился на какую-то слишком важную встречу, чтобы пренебречь домашней трапезой в кругу семьи, старшие братья вслед за ним увязли в своих делах, все чаще не являясь домой на общие обеды и ужины (матушка цокает языком и грустно качает головой, ее слепо любящее родительское сердце никак не может смириться с тем фактом, что взрослые лорды больше не нуждаются в ее опеке и ласковой руке). А вот младшего из братьев, золотоволосого Леона, которому достается больше свободы, чем наследнику-баронету, и меньше присмотра, чем единственной сестре, нигде нет. Впрочем, новость ли это?
[indent] Эла вздыхает. Пряча взгляд за опущенными ресницами, она натыкает на крайний зубчик десертной вилки иссиня-фиолетовую ягоду ежевики, голос шелестит:
[indent] — Я не знаю, матушка, — но обе сами себя обманывают в этом неведении. Повадки младшего лорда и его выходки известны в этом доме всем, но по негласной традиции никто не озвучивал их вслух. Как-то раз Элайна случайно услышала разговор барона и баронессы, чему виной была плохо закрытая дверь рабочего кабинета Бенуа и придавленный возмущением громкий шепот Марселин, оправдывающий вседозволенность Леона его юношеством, требующим хорошенько выветрить всю дурость, чтобы в свой срок стать серьезным мужем. Приняв это за непреложную истину, девица Сорель вмести со всеми прощала баловство брата и смиренна ждала часа икс. Но он все не наступал и не приходил, совсем как загулявший Леон, зачарованный громкими гуляньями с друзьями и пестрыми дамскими юбками. Лайна снова вздохнула и вправила голую ступню в упавшую туфлю.
[indent] Мадам Сорель благоразумно перевела тему: в Гвиллин приехало семейство Гарнье, хорошо бы Элайне завести доброе знакомство с их дочерью, Элизой, тогда, быть может, и ее отец не будет так принципиален относительно всяческих слухов, распускаемых в людской среди слуг. Девушка ерзает на стуле и с угасающим интересом смотрит на свой десерт — матушка опять все решила за нее, когда и с кем дружить. Конечно, у дочери барона совсем нет подруг, ей хватает братьев и книг, но разве нужно что-то еще? Как сложно быть правильной леди!
[indent] Что-то пробормотав в ответ — кажется, очередное согласие, чтобы Марселин ослабила свой напор, — Эла выскальзывает из-за стола и, будучи окрыленной улученным часом свободы, отправляется в сад, к своему любимому потаенному месту у дикого пруда. Там в обществе поющих в камышах лягушек и шелестящих на исходе дня цикад, она сделала несколько зарисовок пейзажа и попыталась дорисовать портрет дядюшки Филиппа по памяти, начатый на торжествах двухнедельной давности в честь шестнадцатилетия Лайны. Заложив карманный блокнот свежесорванной веточкой мелиссы, маленькая леди сделала несколько неспешных кругов вокруг розовых кустов, полюбовалась на облака, воспламенившиеся над горизонтом, а после направилась в дом, чувствуя себя счастливой и смиренной.
[indent] Настроение выдалось слишком воодушевленным, чтобы начать мурлыкать себе под нос недавно выученную сонетку, наложенную на импровизированную музыку. Элайна развязала бант на шее у бархатного чокера, спрятала его в шкатулку, нагнулась и вдохнула запах уже начинающих увядать полевых цветов в вазочке на подоконнике, выглянула в окно, выискивая первые звезды на синеющем небосводе, и… Кто-то постучал в дверь.
[indent] Леон и какая-то растерянная барышня. Вопросительно вскинув брови, Лайна перехватывает смущенную улыбку брата и в очередной раз вздыхает, так трагично и невольно подражая маменькиным повадкам.
[indent] — Видимо, знакома, — наблюдая за вторжением в свои личные покои, леди Сорель без долгих объяснений понимает, что происходит и какая роль ей отведена в этом небольшом импровизированном домашнем спектакле. Услышав маменькины шаги, Эла испуганно округлила глаза, дрогнувшей рукой выудила из потайного кармана в складках своего платья тот самый блокнот с художественными зарисовками и в последний момент сунула его в руки Элизы. 
[indent] — Матушка..? А мы с Элизой показывали Леону сделанные в саду пейзажи… Леди Гарнье чудно как хорошо владеет тенями, ты только посмотри, — немного резковатым жестом собственника забрав обратно книжицу у незваной гостьи и сверкнув на брата недовольным взглядом, маленькая Сорель оказалась рядом с Марселин и раскрыла страницу с мелиссой, для пущего эффекта ткнув туда пальцем.
[indent] — Так вы знакомы с леди Элизой? — Осторожная недоверчивость проступает в тоне матери.
[indent] Лайна пытается совладать со своим лицом, чтобы озвучить как можно более честное «да, матушка, ты же сама мне советовала» — Элайна послушная дочь, порой даже слишком. Рукой же, заведенной за спину, подает безмолвные сигналы, сжимая и разжимая ладонь, — «святая Кель, Леон, не молчи и помогай!»

[indent] — Это плохо, это очень-очень плохо, — еле слышно бормочет про себя Эйнар, оглядываясь по сторонам. В темной чаще леса разглядеть надвигающуюся темную — возможно, но окуллы куда умнее, чем среднестатистическая темная душа, оттого новоиспеченный страж изрядно напрягается. Медленно шагая по чуть влажной от недавнего дождя траве, он всматривается в туман раннего утра, пытаясь отличить человеческий силуэт, что так присущ данным мерзким созданиям. Шаг, еще один, мужчина старается не делать резких, громких движений, держа свой простенький кинжал стража наготове. Шелест травы под ногами практически не слышен — он растворяется в какофонии звуков дикой природы: звонкого пения местных птиц, шелеста листвы под силой ощутимого холодного ветра, далекого воя диких животных. По звуку сейчас Берггрен не сможет отличить темную душу — окуллы достаточно тихи, бесшумны, словно обычные тени. И все же страж надеется, что удача будет на его стороне.

[indent] Говорила мне Морриган, поехали со мной в столицу. Вот же болван, — Эйнар ругает свою опрометчивость в мыслях, стараясь оставаться максимально сосредоточенным. Он уже уничтожал темных в одиночку, без наставницы, но то были куда более простые в уничтожении души. Сейчас же он один, сам по себе, и в практически смертельной опасности. Образы длинных, ядовитых когтей темной то и дело всплывают яркими картинками в мыслях новоиспеченного стража, заставляя ледяные мурашки бегать по спине. Лес вокруг покрывает утренний туман — сквозь высокие ветви деревьев совсем немного, лишь призрачно начинают виднеться первые солнечные лучи; лишь их наметки, но уже вселяющие надежду.

[indent] Первое движение Берггрен замечает краем глаза — темная душа притаилась за двумя крупными деревьями, готовая к нападению. Буквально считанные мгновения отделили стража от попадания в его глаз длинных когтей — резкое движение в сторону позволило увернуться, оставив темную еще более озлобленной, чем раньше. Эйнар не ожидал, что душа будет настолько крупной; выпрямившись во весь рост, она оказалась на голову выше мужчины. Перекошенное подобие лица, длинные когти и тяжелый хрип — она готовилась к новому нападению, тогда как страж берет более удобно рукоять своего кинжала и принимает оборонительную позицию. Движения окулла быстрые, рванные, проворные; Эйнару только и удается, что уворачиваться, причем с каждым разом все медленнее. Он чувствует себя неуклюжим медведем в лавке ценностей, неповоротливым и крупным.

[indent] Резкая боль пронзает его тело как раз в тот момент, когда уже обессиленный и уставший страж находит слабое место души — кинжал пронзает ее, но темная не остается в долгу и напоследок оставляет две глубокие раны чуть ниже правых ребер. Резкая тишина утреннего леса прерывается бешенным ритмичным стуком сердца в голове стража; он слышит, как оно отдает рваные удары, раз за разом сбиваясь с установленного ритма все сильнее. Берггрен пока не понимает, насколько плохо его состояние — отняв руку от раны, он видит алые подтеки крови, уже впитавшиеся в манжеты его светлого потрепанного кафтана. Он знает, что в когтях окулла смертельно опасный яд. Он знает, что если не дать противоядие, то умрет он в течение часа.

[indent] Он старается идти медленно, чтобы и без того сильное сердцебиение не разнесло яд по всему телу, обдумывая уже чуть затуманенным разумом, где же искать помощь. Лесная глушь Медвежьего бора не располагала к активному заселению местными деревенскими жителями, а до ближайшего ему известному поселения идти, по меньшей мере, часа два с половиной. Пусть мнимая надежда на чудо и вела его все глубже в лес, понимание безысходности его положения ледяной водой окатывает его раз за разом, пытаясь заставить его остановиться и опустить руки. И тут, словно в старинной истории, на опушке бора Эйнар видит небольшой дом.

[indent] Сначала мужчина было думает, что мозг играет с ним злую шутку — не привиделся ли ему этот дом, ни галлюцинация ли это? Но вот он медленно подходит ближе, хватаясь его шершавый угол, и облокачивается, пытаясь удержаться на ногах. Берггрен уже потерял достаточно крови и чувствует, что сознание все больше затуманивается, а силы практически окончательно его покидают. Хватает ему оставшихся сил еще на парочку шагов до двери хижины — Эйнар собирает всю силу в кулак и несколько раз громко стучит. Когда дверь открывается, остатками сознания он выхватывает миловидные черты лица хозяйки дома — ее испуганный взгляд светлых глаз заставляет нордхеймца ухмыльнуться. Совсем как у сестры, — мелькает мысль, когда он вспоминает взгляд сестры. Девушка так сильно на нее похожа.

[indent] — Не бойся, Лотте, — хрипит Эйнар, прежде чем, наконец, его тело окончательно теряет остатки сил. Он падает в руки прекрасной незнакомки, и весь окружающий мир быстро растворится в темноте его собственного сознания.

[indent]Рем поднялся навстречу, пряча тремор в карманах, успел сделать от силы шаг, - крошечный, непреодолимый, кто теперь разберёт, - когда почувствовал, как острая боль вспарывает кожу. Увернуться не было возможности. Люпин не думал, что вообще понадобится, и ощущал себя по-детски преданным. Стоял и таращился, а Сириус орал уже в полный голос, - без всякого, блять, предисловия.
[indent]Он ощупал лицо пальцами, надавил на припухлость вокруг скулы, поморщился. Блэк рвал глотку, - Ремус смотрел на него, прищурившись. Обвинения летели беспорядочно, то под дых, то проходя по касательной. Сириус выглядел, - Мерлин, Сириус выглядел сногсшибательно. В буквальном смысле, если на пару минут вернуться во времени. «Во всех смыслах», - подумал Люпин, ядовито ухмыляясь собственной дурости. В глазах напротив взрывалась сверхновая. Где-то там, на обломках их юности, сгорали заживо целые галактики. Сириус не унимался. Мышцы на лице Люпина едва заметно подрагивали.
[indent]Упоминание Джеймса ранило особенно. Взгляд затянуло ледяной коркой, костяшки пальцев хрустнули. Что значила дружба для Ремуса? Надежду. Страх. Одиночество, - можно было и дальше играть в ассоциации. Ремус выдохнул:
[indent]- Заканчивай, - И развёл ладони в стороны, мол, «На твой спектакль здесь не пришло ни одного зрителя».
[indent]Театральщина Блэка его забавляла, когда они были младше, а на горизонте не наливался кровью рассвет ужаса. В школе Ремус даже находил ее привлекательной. Впрочем, в то время все, чем являлся Сириус, казалось каким-то особенным. Сейчас Ремус оглядывался на себя пятнадцатилетнего и закатывал глаза, - «Ну что за бестолочь». Сириус всегда был избалованным. Даже родители, - мистер и миссис Круцио, - не смогли выбить из него этой надменности. Джеймс ему во всем потворствовал. Джеймс и сам был не лучше, если задуматься. Люпин же был худшим из них, - не считая, конечно, Питера. Люпин тогда предпочитал отмалчиваться, укоризненно хмуриться, - в особых случаях. Он верил, как верят все обделённые дети без исключения, что нет слишком высокой цены за любовь и принятие.
[indent]Ремус в нынешних декорациях повернулся спиной, пряча злость в складках губ, посиневших от холода. Погода испортилась, вопреки заверениям синоптиков. Ветер гнал тучи с севера, стоячая вода в пруду то и дело поднималась на дыбы волнами. Он снова бросил взгляд в сторону надгробия матери. Что сказала бы Хоуп, наблюдая за картиной происходящего? Осудила бы? Ее бог, вроде как, учил прощению. В воскресной школе, куда Ремус ходил вплоть до одиннадцати, детишкам объясняли, что землю унаследуют кроткие. Но подставлять вторую щеку, когда первая ещё ныла от удара, Люпину совсем не хотелось. Другой голос, хриплый и получеловечский, нашептывал ласково: «Нахуй их всех. Они, малыш, тебя бросили».
[indent]- Какого хуя, ты спрашиваешь? - Улыбка не коснулась глаз, но оцарапала колкостью.
[indent]- Действительно, Сириус. Какого хуя ты решил, что я вам чем-то обязан, после всего случившегося?
[indent]Ремус представил, как красивое лицо Сириуса сминается непониманием. Как, - бывший, - лучший друг корчит из себя оскорбленную невинность, становясь отвратительно похожим на Вальбургу в молодости. В горле запершило от сухого хохота. Не будь он оборотнем, - не будь в его жизни последних полутора лет, - растерянный Сириус стал бы его боггартом.
[indent]Ремус резко развернулся. Полы пальто ударили по тощим ногам вслед за движением воздуха. Он тяжело дышал. Плечи поднимались вверх-вниз, как заведённые.
[indent]- Мы все сделали выбор, только вот он оказался не-пра-вель-ным. Дерьмо случается. И я действительно соболезную. Мне жаль, что ценой нашей ошибки стала жизнь ребёнка. - «Вашей ошибки» зацепилось за острый край недосказанности.
[indent]- Если ты явился за извинениями, можешь уебывать. Я все сказал, - «Тебе, Джеймсу», - Мне добавить нечего.
[indent]Он не помнил, как вновь оказался рядом. Споткнулся о запах Сириуса и замер на расстоянии десяти с половиной дюймов, плюс минус в координатах подступившего бешенства. Ему было обидно и невыносимо до той степени, что мысли путались. Сириус выглядел родным, - Сириус выглядел непрошеным гостем в день траура. Сириуса, по сути, не заботило, почему они столкнулись именно здесь, да и о прошедших месяцах он не спрашивал. Сириус был о-би-жен, впрочем нихуя нового. Ремус был в ярости.
[indent]Он вскинул руку, вцепился в воротник Блэка мертвой хваткой. Не ударил и не воспользовался палочкой. Причинить боль Сириусу по-прежнему казалось чем-то из ряда вон, - непростительным. Ремус задержал дыхание, пульс на кончиках пальцев ощущался вибрацией. Сделал ещё шаг, - вплотную Сириус терялся в расфокусе. Губы, которые Ремус мог рисовать по памяти, растянулись в оскале. Скулы очертило раздражение. По-отдельности он был чужим, и все в голове Люпина кричало об опасности. Но черточка здесь, изгиб там, каждая знакомая линия успокаивала по-своему. Сириуса хотелось разорвать на части за одно только предположение, что он, - Ремус, - их бросил, а не они - его. Сириуса хотелось обнять и не выпускать из рук больше ни-ког-да.